– Значит, устраивайтесь, – мистер Кримптон протянул какой-то листок. – Миссис Лерок сдает половину дома, вот адрес. Стоянка извозчиков на площади, справа от школы.
Я кивнула.
– Я постараюсь за несколько дней утрясти вопрос с попечителями, а в понедельник жду вас в этом кабинете к восьми. Все.
Я встала и протянула руку.
– Спасибо, мистер Кримптон, – сердечно поблагодарила его. – А что за предмет я буду преподавать?
– Я заведую одновременно и начальной, и средней школами. Не переживайте, что-нибудь подберем. У нас постоянно не хватает учителей.
С собой из Нью-Йорка я взяла сто долларов, в надежде, что хватит на первое время. Миссис Лерок сдала половину дома за двадцать долларов в месяц. Заплатила за два месяца вперед, на руках осталось шестьдесят. Я с ужасом и недоверием смотрела на туалет, представляющий собой странную деревянную конструкцию в десятке ярдов от дома, размерами не больше шкафа. На колодец, откуда хозяйка доставала воду, кастрюли, ведра, тазы, поступившие в мое распоряжение для готовки, стирки, уборки. Что мне со всем этим делать?! Нужно срочно вызывать Мэри!
Но, уже написав телеграмму с адресом и просьбой срочно приехать, я крепко задумалась. Потом порвала листок и написала другую: «Устроилась хорошо. Работу нашла. Приезжать пока не нужно. Пиши на этот адрес. Софи».
* * *
Жизнь потихоньку налаживалась. Сейчас, спустя некоторое время, я с безграничной уверенностью могу сказать – трудности закаляют. У меня просто не оставалось ни минуты, чтобы предаваться воспоминаниям и вздыхать о Роберте. Стирка, уборка, готовка отнимали все свободное время. Поначалу я так уставала, что падала на кровать, как мертвая, и мгновенно засыпала. Особенно после того, как начала преподавать музыку и рисование.
Школа в Берлингтоне была общая, девочки и мальчики учились вместе, хоть и по разным классам. А еще я поняла, что так гораздо легче. Двадцать учениц десяти-двенадцати лет, что сидели передо мной, воспринимались намного спокойнее, чем две девочки, ставшие мне почти родными. С Луизой и Амелией мы были вместе с утра до поздней ночи, мы дурачились, смеялись, шутили и проказничали. В школе же я просто не смогу так сблизиться со своими учениками, и это радовало. Так как если вдруг опять придется уехать, сердце не будет разрываться на части.
Я работала, гуляла, занималась домашними делами, но неотступные назойливые мысли не давали покоя. Неужели это моя судьба? Работа простой учительницы в глухом городке? Мне тридцать лет, пошел тридцать первый. И я по-прежнему одна. Ничего в корне не изменилось. У меня все так же нет ни детей, ни мужа. Почему я шарахаюсь от любого, даже мимолетного внимания, выказанного по отношению ко мне? Почему не принимаю приглашение пообедать мистера Кросса, например? Или приглашение проехаться к озеру Шамплейн на новом автомобиле от мистера Джона Рамса?
Может, мне уже пора заканчивать доказывать себе и другим, что я что-то могу? Может, пора возвращаться в родную Англию? Мама в каждом письме просила вернуться. Убеждала, что меня ждут и любят. Расписывала, как мы поселимся в нашем замке в Камберленде, как чудесно будем жить вдвоем. «Моя старшая беспризорная дочь, – писала она мне шутливо, – ты молодец! Ты доказала миру, что самостоятельна и независима. Я горжусь тобой. Но не пора ли возвращаться назад?».
Пожалуй, она права. Если я не буду появляться в Лондоне, не буду читать газеты, интересоваться новостями, то мне удастся спокойно жить, ничего не зная о Роберте, о его семье и детях. Камберленд находится достаточно далеко, чтобы до меня не доходили сплетни.
* * *
Мэри все-таки решила приехать в гости. Написала в письме, что привезет перешитые летние платья и другие необходимые вещи. Действительно, солнышко припекало, и в моих шерстяных нарядах было уже жарковато. Я радовалась ее приезду, как маленькая девочка. Расспрошу о новостях, о Нью-Йорке. Возможно, она что-то знает о Вестонах…
Она приехала на выходные. Мы прямо на перроне обнимались и целовались, словно не виделись год, а не полтора месяца.
– Миледи, вы так похудели, – всхлипнула она, – и ваши руки…
Я перевела взгляд на свои пальцы с коротко обрезанными ногтями, обветренную потрескавшуюся кожу и легкомысленно пожала плечами.
– Ну и что? – весело возразила ей. – Без маникюра тоже можно жить. А как бы я стирала и мыла полы?
– Миледи, – Мэри заплакала еще горше, – это не ваше! Вы должны украшать своей красотой дом, играть на фортепиано, танцевать на балах… А вместо этого…
Я обняла плачущую женщину.
– Кто знает, что я должна делать, а что нет… Один Бог. Пойдем, Мэри, я покажу тебе свой дом.
* * *
Я всеми силами уговаривала свою бывшую горничную не переезжать сюда. Остаться в Нью-Йорке. Но она твердо решила, что должна взять на себя обязанности по заботе о моей одежде и быте. Пришлось сказать, что я собираюсь вскоре вернуться в Англию и ей нет смысла мотаться туда-сюда. Как же Мэри обрадовалась! Оказывается, она безмерно скучала по родине, так же, как и я. Пообещала ждать в Нью-Йорке моего приезда, чтобы вместе отправиться домой. На том и порешили. Я проводила ее на вокзал, и мы распрощались. А для себя я решила – схожу на свидание… ну хотя бы с мистером Рамсом. Даже попробую поцеловаться. Если будет совсем невыносимо, значит все бесполезно и нужно возвращаться домой. Буду жить одна, воспитывать племянников, рисовать картины, наслаждаться одиночеством. А если понравится, значит есть шанс на новую любовь. Пусть не такую пылкую и пламенную, как с Робертом, но в тридцать перебирать не стоит.
Мистер Джон Рамс, местный бизнесмен, занимающийся вырубкой и продажей леса, был, несомненно, выгодной партией. Тридцать с хвостиком, не женат, довольно симпатичный, с хорошей фигурой и манерами. А так как меня давно не шокировали мужские руки без маникюра (потому что и мои были такими же), неидеально уложенные волосы, перчатки не в тон, провинциальное произношение и отсутствие университетского образования, то и с этой стороны проблем не предвиделось. Гораздо больше меня волновала моя неспособность забыть Роберта. Местные девицы и вдовы сообща и по отдельности охотились за сердцем городского щеголя, а он почему-то обратил внимание на строгую неприметную учительницу средней школы и настойчиво приглашал ее на свидания. И, в очередной раз подстерегая меня на выходе из школы, как обычно предложил пообедать.
Глаза мужчины расширились от удивления, когда я согласилась. Не ожидал? Мгновенно сориентировавшись, открыл дверцу автомобиля и помог забраться на сиденье. Признаюсь честно, я редко ездила на автомобилях, а в такой глуши, как Берлингтон, тот и вовсе был диковинкой. Только у мэра да у мистера Рамса хватило денег и смелости купить это чудо техники. Мы ехали по главной улице, и все прохожие оборачивались нам вслед. Мне конец – сплетни обеспечены.
Мистер Джон Рамс, видимо, решил не форсировать события и после спокойного незатейливого обеда отвез домой, предварительно заручившись моим согласием на поездку к озеру на выходных. «Что ж, – подумала я, – для первого раза неплохо». Мы разговаривали о школе, о строительстве верфи, о новом романе Джека Лондона. Пауз в разговоре было немного, что плюс. Но сколько бы мы ни встречались с мужчиной взглядами, мое сердце ни разу не трепыхнулось, это минус.
