Роббинс сразу направился к окну, а мисс Колумба, дружески кивнув Лесли, принялась выговаривать Джерому, что он должен сейчас же идти к себе.
Лесли взяла себя в руки:
– Мне надо возвращаться к детям. Я забежала на минутку, но меня задержал Джером.
Она не смотрела на него, но слышала, как он встал.
– В моей комнате, тетя Колли, полно полицейских. Думаю, они едва ли дадут мне отдохнуть.
– Полиция? В твоей комнате? – удивилась Лесли.
– Ты дал им разрешение, как и я?
Мисс Колумба нахмурилась, возвышаясь посреди комнаты в своих вельветовых брюках, вымазанных землей, и рыбацком свитере, подчеркивавшем ее мощное сложение. Лесли заметила, как дрожат большие руки мисс Колумбы. Однако в следующий момент та спрятала их в карманы, где лежали складной садовый нож, мотки бечевок и старые и новые этикетки.
Руки мисс Колумбы дрожали, но голос оставался твердым и звучным. Она громко поинтересовалась:
– Чего они хотят? Что они думают там найти?
– Я не знаю.
Шпингалет заело основательно – Роббинс не смог его открыть. Он слышал, как мистер Джером хромая вышел из комнаты, чтобы проводить мисс Лесли до двери. Конечно, капитан проводит гостью до выхода из стеклянной галереи на улицу. Если бы Роббинс не был так занят своими мыслями, то смог бы что-нибудь придумать, но сейчас его занимало только одно – быстрее покончить с этим проклятым шпингалетом, подняться к себе, а потом перехватить мистера Джерома, когда он будет один, и поговорить с ним. Так дальше продолжаться не может. Если бы мисс Колли ушла, то Роббинс мог бы перехватить мистера Джерома, когда тот будет возвращаться от входной двери. Но мисс Колли не ушла. Она стояла – вся в грязи и руки в карманах – и смотрела, как он возится со шпингалетом. В доме произошло убийство, для Пилгримов настал судный день, раскрываются все тайны – но мисс Колли вынь да положь этот несчастный шпингалет! Он еще раз попытался его повернуть, но безуспешно, и тогда мисс Колли посоветовала ему смазать шпингалет.
Проходя через холл, Роббинс увидел, что большая дверь открыта настежь. Мистер Джером и мисс Лесли стояли в стеклянной галерее и разговаривали. Если он поспешит, то успеет перехватить мистера Джерома до того, как он поднимется наверх.
Когда он снова оказался в холле с флаконом машинного масла, дверь была уже закрыта. Но мисс Колли осталась на месте – хмурая, по-прежнему засунув руки в карманы.
Однако этим дело не ограничилось. Она снова задержала его. Как выяснилось, в доме был еще один шпингалет, который тоже заело. Роббинсу пришлось смазать и его под бдительным оком мисс Колумбы. Странно она себя ведет. Стоит и смотрит на него так, словно он – пустое место. Это ничего не значило, такова была мисс Колли. Но это заставило Роббинса задуматься. «Лезть в душу» – ему никогда не нравилось это выражение. Мысли мужчины – это его собственность, даже если у него ничего больше нет. То, что у него на уме, касается только его, и никого другого. Но мисс Колли вообще ни о чем не думала, такова была ее манера, и все.
Украшенные розовой эмалью и золотыми купидонами часы утренней комнаты показывали без четверти четыре, когда Роббинс освободился и поднялся наверх. В это время Фрэнк Эббот и сержант полиции обыскивали его комнату. В полицейском рапорте было сказано, что он подошел к двери комнаты Джерома Пилгрима, но так и не поговорил с ним. После этого он поднялся на чердак, в помещение, из окна которого сорок семь часов назад выпал Роджер Пилгрим.
Между без десяти и без пяти минут четыре Роббинс выпал из того же окна и тоже разбился насмерть.
Глава 32
Фрэнк Эббот и сержант полиции из Ледлингтона одновременно услышали крик, затем удар и звук падения. Все ящики из комода в комнате Роббинса были вытащены и составлены их друг на друга перед окном. Сержант ободрал себе голень, сдвинув ногой один из них в сторону. Им пришлось передвинуть все ящики, чтобы добраться до окна, а потом еще надо было открыть обе створки и ставни.
К тому моменту, когда они проделали все это, Джуди Элиот уже выглядывала из окна второго этажа и смотрела на распростертое внизу тело Альфреда Роббинса, лежавшее на том же месте, где за два дня до этого лежал труп Роджера Пилгрима. Над телом склонился Пелл. Он поднял голову и громко сказал полицейским:
– Он мертвый, совершенно точно мертвый.
Эббот в ответ прокричал сверху:
– Не трогайте его! Вообще ничего не трогайте. Мы сейчас спустимся. – С этим они с сержантом бросились к двери.
Однако она была заперта. Фрэнк воззрился на дверь, а сержант уставился на него. С внутренней стороны двери ключа не было.
Ледлингтонский сержант наклонился и посмотрел в замочную скважину:
– Ключ торчит с той стороны. Неплохое начало. Ключ торчал с этой стороны, когда мы вошли, я точно это помню.
Фрэнк кивнул:
– Мне тоже так показалось, хотя и не могу поклясться. Вы не слышали, чтобы кто-нибудь открывал дверь?
Сержант выпрямился.
– Мы могли бы и не услышать, пока хрустели старыми газетами.
Содержимое нижнего ящика было разложено на полу – кипы пожелтевших от старости газет «Пионер», «Гражданские и военные» и индийских газет с запыленными новостями тридцатилетней давности с прошлой войны – все газеты были из времен до восемнадцатого года. Поверх этого неудобного ложа лежали рубашки мертвеца. На кучу бумаг из руки Эббота упал коричневый кожаный бумажник.
Эббот повернулся к бумажнику, когда сержант попытался ударом ноги выбить дверь. Когда раздался треск сломанного замка, Фрэнк наклонился за бумажником и поднял его, обернув носовым платком, который набросил сверху на бумажник. Если эта находка была тем, что он думал, то не составляло никакой загадки, почему Роббинс покончил с собой – многие люди предпочитают упасть из окна, а не болтаться на виселице.
Связав углы носового платка, Эббот вслед за сержантом вышел на винтовую лестницу.
Пелл не ошибся – Роббинс был мертв. Но смерть следовало констатировать, удостоверить, запротоколировать и включить в рапорт. Полицейские процедуры нельзя нарушать. Сержант отправился в кабинет и позвонил в полицейский участок. Говорил сержант громко, хорошо поставленным хрипловатым голосом, и слышать его мог любой, кто стоял в коридоре рядом с дверью. Докладывал он сухо и по-деловому, как будто о чем-то очень будничном и рутинном.
– Начальник участка на месте?.. Да, позовите его к телефону. Это сержант Смит, сэр. У нас еще один труп… Дворецкий Роббинс… Самоубийство… Да, из того же окна, что и майор Пилгрим… Нет, никто ничего не трогал. Сержант Эббот и я были в соседней комнате, когда все это произошло… Вы выезжаете?.. Хорошо, сэр.
В нашем двадцатом веке к убийству относятся с тем же трепетным почтением, как к средневековым монархам. Перекрывают все входы и выходы. Убитому кланяются врачи, фотографы и криминалисты – каждый играет заранее отведенную ему роль.
