Равнодушное выражение исчезло с лица Фрэнка. Он сказал:
– Да, полагаю, вы правы.
Рассуждая, Лэм пришел в хорошее настроение:
– Тогда я должен быть прав! Так вот, если это не самоубийство, то, значит, убийство. А если убийство, то убийца кто-то из людей в доме – кто-то из семи. Мистера Энтони Леттера исключим – его здесь не было. Надо сказать, повезло. И, насколько я понимаю, мотива у него не имелось. Женщину не травят из-за того, что она вешается тебе на шею. Остаются муж мистер Джимми Леттер, две его сводные сестры, которые, собственно, не сестры…
– Дочери его мачехи.
– Совершенно верно. Остаются они, мисс Мерсер и обслуга – старая кухарка, проведшая здесь много лет, семнадцатилетняя судомойка и миссис Глэдис Марш. – Лэм повторил ее имя с сильной неприязнью. – Миссис Глэдис Марш. Сочувствую ее мужу, кто бы он ни был. Сущая дрянь, вот что я скажу. У нее хватило бесстыдства строить мне глазки.
Сержант Эббот с невозмутимым видом произнес:
– Невероятно, сэр!
– Как это – невероятно? Ты же видел ее, разве не так?
Последовал вполне почтительный ответ:
– Я счел бы это невероятным, если б не видел ее.
Лэм хмыкнул:
– Ну, дрянь она или нет, думаю, ее можно исключить. Никакого мотива у нее я не вижу. Она была, насколько я понимаю, чем-то вроде избалованной любимицы, и если бы имела какое-то отношение к случившемуся, то вряд ли стала бы высовываться. Наверно, мы бы ничего не узнали о приступах рвоты у миссис Леттер и об утверждениях, что ее кто-то хочет отравить, если бы миссис Глэдис Марш не выдала этого в приступе истерики. Не думаю, чтобы нам мог сказать это кто-то еще. Все они будут держаться заодно. Естественно – семья. А старая кухарка провела у них на кухне пятьдесят с лишним лет. Такие люди будут стоять за членов семьи крепче, чем они друг за друга.
– Plus royaliste que le roi
[9], – пробормотал сержант Эббот и поспешно добавил: – Вы совершенно правы, сэр.
Лэм свирепо уставился на него.
– Прав, значит? И позволь сказать тебе, что родной язык для меня достаточно хорош, а если для тебя недостаточно, то зря! Если тебе приходится говорить что-то на иностранном языке, то либо это что-то постыдное, либо ты выставляешься.
Разозлив начальника, Фрэнк сделал стратегическое отступление:
– Шеф, этот цитата.
– Тогда цитируй по-английски! В твоем распоряжении весь Шекспир, разве нет? Цитат у Шекспира множество.
– Совершенно верно, сэр.
– Вот и пользуйся ими! И не обращайся ко мне на чужих языках – это выводит меня из равновесия! О чем я говорил?
– Что миссис Мэнипл будет стоять за членов семьи крепче, чем они друг за друга.
Лэм кивнул.
– Она такая. И у нее на кухне работает эта девочка, Полли, как там ее…
– Пелл, – подсказал Эббот.
– Полли Пелл. Надо сказать, миссис Мэнипл держит ее в ежовых рукавицах. Когда она поступила на службу, судомойки были судомойками. Сама прошла эту школу и никаких глупостей не потерпит. Нравы в деревне почти не меняются. Я сам рос в деревне, знаю. В мире многое поменялось, но еще далеко до того, чтобы непреклонная старая женщина не помыкала девчонкой, как вздумается. Итак, мы вернулись к тому, с чего начали. Если бы Глэдис Марш не проговорилась, думаю, никто другой не сказал бы этого.
– Думаю, нет.
– Итак, если мы исключаем Глэдис Марш, остаются семья и старая кухарка. Полагаю, девочку тоже можно исключить – у нее не может быть никакого мотива. Тогда остаются мистер Леттер, миссис Стрит, мисс Уэйн, мисс Мерсер – я считаю ее членом семьи – и миссис Мэнипл. Самый сильный мотив у мистера Леттера. Он был женат два года и, по всем отзывам, был очень привязан к жене – души в ней не чаял. А потом вдруг получает такое ужасное потрясение. Застает ее в комнате двоюродного брата среди ночи, в ночной рубашке, она предлагает себя ему, а кузен говорит – нет. Этого достаточно, чтобы вывести из себя мужчину. Убей он ее на месте, то получил бы условный срок. Провоцирование – вот что это было. Но там ее он не убил. Он ничего не делает в остаток ночи, весь следующий день и большую часть следующих суток. И миссис Леттер умирает от большой дозы морфия, положенного в чашку кофе. Мотив у него был – не существует более сильного мотива, чем ревность. Он вознес жену на пьедестал, а она с грохотом оттуда рухнула. Возможность у него тоже имелась – мистер Леттер находился один в комнате, где на подносе стояли две чашки кофе. Ты можешь сказать, что у других членов семьи была такая же возможность, и это правда. Возьми их собственные показания. Мисс Джулия Уэйн приносит поднос и ставит его на стол, выходит на террасу и идет к окну кабинета, заглядывает туда и спрашивает мистера Леттера, пойдет ли он в гостиную пить кофе. Он отвечает – да, и мисс Уэйн остается на террасе. Когда заходит в гостиную сообщить, что идет на прогулку, вся семья там. Мистер Леттер пьет кофе, а миссис Леттер идет к своему креслу, держа чашку в руке. Мисс Уэйн уходит, возвращается в десять часов и находит миссис Леттер одну в гостиной, без сознания. Это мисс Джулия Уэйн. Она могла бы положить морфий в одну из чашек, но никак не могла знать, какую возьмет миссис Леттер.
Фрэнк Эббот выпрямился. Взгляд его был холодным, острым. Он сказал:
– Конечно.
Лэм продолжал:
– Затем мисс Мерсер. Она говорит, что вошла в гостиную и обнаружила там миссис Леттер, стоявшую у стола с чашками кофе и клавшую сахар в чашку. Миссис Леттер спросила, где остальные, и вышла на террасу посмотреть, нет ли их там. Мисс Мерсер говорит, что пошла за ней. Думаю, если дело дойдет до суда, защита скажет, что миссис Леттер клала в чашку не сахар, а морфий, превращенный в порошок для сходства с сахаром. Думаю, это возможно – но маловероятно. Мисс Мерсер, судя по показаниям, вполне могла добавить что-то в одну из чашек.
– Это означало бы умысел.
Лэм кивнул:
– Это относится ко всем… Дальше следует миссис Стрит. Она говорит, что вошла в гостиную и никого там не застала. Кофейный поднос стоял на столе. Почти сразу же вслед за ней вошел мистер Леттер. Не по террасе, а в дверь, как и она. Миссис Леттер и мисс Мерсер находились на террасе. Миссис Стрит сказала, что позовет их, и вышла в окно, оставив мистера Леттера одного в гостиной. У нее была возможность отравить кофе, и такую возможность она ему предоставила. Все очень просто – каждый из них оставался один в комнате с кофейным подносом. Должно быть, один из них отравил кофе, который выпила миссис Леттер. Думаю, предполагать, что это сделала кухарка, неразумно. Она, по всем отзывам, привязана к мистеру Леттеру, и если бы она положила яд в одну чашку, ее вполне мог взять он. У нее не имелось мотива, кроме общего недовольства, и она ни за что не пошла бы на риск. Думаю, ее стоит вывести из числа подозреваемых. Таким образом, у нас остаются мисс Уэйн, миссис Стрит, мисс Мерсер и мистер Леттер. У всех них была возможность добавить что-то в кофе. Но мисс Уэйн, как и кухарка, не могла знать, кто какую чашку возьмет. Все показывают, что она не возвращалась в гостиную. Таким образом, она оказывается в одной компании с кухаркой, и я хочу вывести ее из числа подозреваемых, во всяком случае пока. Теперь у нас миссис Стрит, мисс Мерсер и мистер Леттер. И вот тут начинаются неясности. Я хочу знать, кто вынес пустые чашки. Когда мисс Уэйн заглянула в гостиную, мистер Леттер, сидя в кресле у окна, пил кофе, а миссис Леттер шла по комнате с чашкой в руке. Миссис Стрит сидела рядом с открытой дверью на террасу. Мисс Мерсер собирала лепестки розы, осыпавшиеся из вазы на каминной полке. Миссис Стрит говорит, что не прикасалась к чашкам и не видела, кто прикасался, – она очень устала и думала лишь о том, как бы поскорее лечь в постель. Мисс Мерсер сообщает, что не приближалась к подносу и не касалась чашек после того, как она и миссис Леттер вместе вошли с веранды. Что миссис Леттер сразу подошла к подносу и взяла свою чашку. Мистер Леттер говорит, что его чашка стояла на столике возле его кресла. Что не заметил, была ли она там, когда только вошел в гостиную. Возможно, лжет. Если он положил морфий в одну из чашек, то не рискнул бы взять эту чашку сам – поставил бы свою отдельно, чтобы не произошло ошибки. Миссис Стрит говорит, что не помнит, обе ли чашки стояли на подносе, когда она вошла. В тот день она навещала мужа – его переводят в санаторий для долечивания в Брайтон – и, по ее словам, была так поглощена мыслями о нем и так устала, что ей было не до кофейных чашек. Мисс Мерсер говорит, что, когда она вошла в гостиную, на подносе стояли обе чашки. Конечно, она или миссис Стрит могли положить морфий в одну из чашек и переставить другую на столик у кресла мистера Леттера. Или мистер Леттер мог сделать это сам, когда находился один в комнате.
