Минни ответила: «Одна…»
– Когда подошли к столику у кресла мистера Леттера, там была уже чашка?
– Да…
– Что вы сделали?
– Я поменяла местами чашки.
– Поставили ту, что принесли с подноса, и забрали другую?
– Да… я поменяла их местами…
– Скажете нам, почему?
Минни сделала глубокий вдох.
– Да, скажу. Я не хотела, чтобы Джимми узнал, но ничего не поделаешь…
Лэм произнес:
– Мисс Мерсер, должен предупредить вас: то, что вы скажете, будет записано и может быть использовано как показание.
Минни бросила на него беглый взгляд и покачала головой.
– Тут не то, что вы думаете. Я расскажу, как все было.
Фрэнк Эббот взял свой блокнот и начал писать.
Минни заговорила совершенно спокойно, чуть ли не с облегчением. Ее голос был изнуренным, но вполне слышимым.
– Давая показания, я не сказала ни слова неправды. Не сказала всего, так как не хотела, чтобы узнал Джимми. Когда я подошла к двери в среду вечером, миссис Леттер стояла у подноса, как я говорила в своих показаниях. Я подумала, что она сыплет сахар в одну из чашек – именно так и подумала. Сыпала она из маленькой красивой табакерки. Мне в голову не приходило, что это не сахар или глюкоза – что-то в этом роде. Подумала только, что это какая-то новая сладость. Миссис Леттер была такой – вечно пробовала что-то новое. Иногда принимала что-то для похудения – я подумала, это одно из таких средств. Она высыпала оттуда все в чашку и размешала. Потом положила два куска сахара и размешала снова. Затем взяла бутылочку коньяка и довольно много влила в чашку. Я решила, что это ее чашка, но она отнесла ее и поставила возле кресла Джимми. Я подумала, что ему это очень не понравится. – Минни сделала паузу, прикрыв глаза, и потом продолжила: – Джимми не любит много сладкого – кладет лишь один кусок сахара в чай или кофе. Я подумала, что миссис Леттер следует это знать, что она должна это знать. Все знали, как Джимми не любил кофе по-турецки и пил его потому, что она сказала – ее хотят отравить. Это знали все. Я подумала, она положила столько сахара ему назло, чтобы кофе стал для Джимми как можно отвратительнее. Я не могла вынести этого и поменяла местами чашки.
Лэм требовательно спросил:
– Видели вы, чтобы она клала что-то во вторую чашку?
– Нет.
Он подался вперед, положив руки на колени.
– Говорите, она сыпала в чашку порошок из маленькой красивой табакерки. Можете описать ее?
– Да, могу. Табакерка французская – очевидно, восемнадцатого века – дюйма два в длину, не очень широкая, посеребренная, с нарисованными Венерой и Купидоном на фарфоровой крышке.
– Хм! – промычал Лэм. – Что она сделала с ней?
– С чем?
– С табакеркой. Видели вы, что она с ней сделала?
Наступило молчание. Фрэнк Эббот остановил карандаш. Мисс Сильвер перестала вязать. Минни Мерсер заговорила:
– Да, я видела, куда миссис Леттер положила ее. Чашка была у нее в правой руке, табакерка в левой. Когда она поставила чашку, то взяла из вазы на столе засохшие лепестки розы и заполнила ими табакерку. Потом открыла ящик стола и сунула ее внутрь.
– Что вы подумали о ее поведении?
Минни ответила без колебаний:
– Тогда я об этом совершенно не думала. Конечно, потом…
– К этому я и веду. Мисс Мерсер, когда вы осознали, что сделали?
– Как только узнала, что миссис Леттер мертва.
– Не раньше?
– Нет, как я могла?
– Вы могли заметить, что она выглядит больной: вялой и сонной.
Минни покачала головой:
– Нет, такой возможности не было. Я… очень устала. Как только они выпили кофе, я унесла поднос и вымыла чашки. В гостиную больше не вернулась. Пошла и легла спать.
– Да, конечно, чашки мыли вы. При этом ничто не привлекло вашего внимания – например, осадок на дне одной из чашек?
Она ответила:
– Нет. Понимаете, это был кофе по-турецки – там всегда остается гуща, никакого осадка не увидеть.
– Не заметили ничего необычного?
– Нет.
– И легли в постель. Заснули сразу?
– Да, я была очень усталой.
– Что вас разбудило?
– Шум в доме после того, как Джулия обнаружила миссис Леттер.
– Вы были внизу, когда приехал врач?
– Да.
– И потом, когда приехал инспектор Смердон?
– Да.
– К этому времени вы поняли, что миссис Леттер выпила тот кофе, который предназначала мужу?
Казалось, Минни вот-вот упадет в обморок. Она ответила слабым голосом:
– Я… начинала… понимать…
Лэм устремил на нее укоризненный взгляд.
– Тогда почему молчали, почему не сказали, что сделали? Говорите, в ваших показаниях не было ни слова лжи, но когда вы скрываете множество значительных улик, это равносильно неправде. Почему вы ничего не сказали, не избавили нас от многих хлопот?
На щеках Минни выступил трепетный румянец. Она выпрямилась.
– Сказанного нельзя взять назад. Мне требовалось подумать, но чем больше я думала, тем меньше понимала, что следует сделать. Мне приходилось думать, что будет лучше всего для Джимми.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Всегда лучше всего говорить правду. Ложь не помогает никому.
Минни как будто не услышала ее слова.
– Я должна была думать о Джимми. Думала, если он узнает, что жена хотела его отравить, это убьет его. Боялась того, что он мог бы сделать. А потом боялась того, что Джимми может сделать, если подумает, что она покончила с собой – он решил бы, что это его вина. А потом начала бояться, что вы его подозреваете. Выхода как будто не было, и я не знала, что делать.
Фрэнк Эббот это записал. Лэм повернулся к нему.
– Ступай в гостиную, посмотри, там ли табакерка, где, по ее словам, должна быть!
Глава 38
Джимми Леттер воспринял это тяжело. Но в полном крушении всех его заблуждений относительно Лоис была надежда на будущее. Ни один мужчина не станет лелеять память о женщине, которая хотела его отравить. Когда он узнал об этом, потрясение было жутким. Оно полностью уничтожило связанные с супружеской жизнью хорошие воспоминания. Вскоре, когда пыль и осколки прошлого будут убраны, освободится место для новой постройки. Даже теперь, в первые часы, ощущалось его подспудное облегчение. Вместе со всем остальным исчез терзавший душу страх: он не толкнул Лоис на самоубийство.
