Дознание началось в четыре часа дня. Коронер, доктор Саммерс, вел его очень твердо. Он побеседовал со старшим инспектором Лэмом и во многом с ним согласился. Дача показаний будет ограничена только самыми необходимыми, сенсационные элементы не станут поощряться. В присяжных были люди спокойные – главным образом, местные фермеры, владелец гостиницы «Бык», пожилой холостяк, у которого имелся собачий питомник, и двое торговцев. Деревенский клуб был переполнен – любопытные деревенские жители сдавили репортеров в плотную массу; атмосфера казалось накаленной; сильно пахло лаком и разгоряченными телами.
Первым делом заслушали показания полицейских и медиков. Причина смерти была совершенно ясна – морфий. Подтверждением служил оставшийся порошок.
Затем доктор Саммерс вызвал Джимми Леттера.
– Вы состояли в браке два года?
– Да.
– У вас с женой были хорошие отношения?
С другого берега открывшегося в его жизни залива Джимми Леттер ответил:
– Да.
– Но на этой неделе произошел серьезный конфликт? – Доктор Саммерс поправил пенсне и твердо сказал: – Я не собираюсь вдаваться в подробности конфликта, но обязан спросить, был ли он серьезным.
Поскольку вся деревня уже знала от Глэдис Марш, что муж среди ночи застал миссис Леттер в комнате мистера Энтони и мистер Энтони сказал ей «нет» – такой тактичный джентльмен, помолвленный с мисс Джулией, – все искренне одобрили «да» Джимми Леттера. По залу пошел шепоток. Доктор Саммерс подавил его.
– Можете сказать, был ли конфликт настолько серьезен, что мог привести к разводу?
Джимми Леттер снова ответил: «Да». После этого его кратко расспросили о событиях вечера среды и отпустили.
Вызвали Джулию, чтобы она описала, как нашла Лоис Леттер в бессознательном состоянии.
Затем настал черед Полли Пелл.
При четвертом повторении показаний слова сходили с ее языка чуть ли не сами собой. Она описала сцену в ванной – ее детский голосок был слабым и робким, но вполне слышимым. Может быть, она вспоминала, как на этом самом возвышении изображала фею в избранных сценах из «Сна в летнюю ночь» или стояла на страже возле яслей, одетая в длинную белую рубашку с парой крыльев. У нее был красивый мелодичный голос, и однажды она пела партию Пажа дьячку доброго короля Вацлава. Ее это почти не пугало: в обычной жизни дьячок был дядей Фредом, и всех в клубе Полли знала с раннего возраста. Возможно, эти воспоминания ее подбадривали.
Коронер сказал Полли, что показания она давала замечательно. После того как девушка описала табакерку, ей показали ее, и она сразу же сказала: «Да, эта самая». Под конец ей задали тот же вопрос, что и мисс Сильвер, – видела ли она лицо миссис Леттер, заметила ли его выражение. Полли дала тот же ответ:
– Да, сэр. Она выглядела очень довольной.
Спертый воздух в клубе, казалось, пришел в движение. Все присутствующие, кроме представителей прессы, знали Лоис Леттер, по крайней мере, в лицо. Большинство так или иначе разговаривали с ней. Все знали о зеркальных стенах в ее ванной и спальне, и общий вердикт гласил, что это неприлично. Все могли явственно представить ее изображение, какое Полли видела отраженным от стены ванной: красивая миссис Леттер колотит каблуком туфли по сложенному листу бумаги и выглядит «очень довольной». У людей с самым живым воображением эта картина вызвала неприятный трепет. Этим и объяснялось движение воздуха.
Полли вернулась на свое место.
Коронер вызвал Минни Мерсер.
Черного платья, чтобы носить траур по Лоис Леттер, у нее не было, но она надела самое темное, синее, которое носила все лето, когда позволяла погода, и темно-синюю соломенную шляпу, в которой деревня видела ее по солнечным воскресеньям в церкви, начиная с апреля. Лицо Минни казалось таким изможденным и бледным, что коронер посмотрел на нее с беспокойством. Он был другом ее отца, и около сорока лет назад она сидела у него на коленях и лезла в его жилетный карман за мятными леденцами.
Он очень благосклонно выслушал ее показания и первым делом спросил о морфии:
– Морфий находился в запасе лекарств доктора Мерсера?
– Да.
– Где вы его хранили?
– В аптечке в моей комнате.
– Запирали аптечку?
– Да.
– А где хранили ключ?
– В ящике туалетного столика.
Голос ее, как и лицо, был невыразительным, безжизненным, но внятным.
Коронер продолжал:
– Обратили вы внимание, что пузырек с таблетками морфия стоял не на месте?
– Мистер Леттер пришел ко мне попросить снотворного. Аптечка была открыта, потому что я доставала из нее крем. Он взял пузырек с морфием, я сразу же отобрала его и сказала, что морфий опасен. Кажется, пузырек стоял на передней части полки, когда мистер Леттер взял его, а не на задней.
– Видели вы, как его достал из аптечки мистер Леттер?
– Да.
– Он ничего не вынул из пузырька?
– Нет, просто достал пузырек. Я тут же его отобрала.
– Когда вы доставали крем, заметили, что пузырек был не на месте?
– Нет. Он стоял на другой полке, среди других похожих пузырьков. Я не замечала этого, пока мистер Леттер его не достал.
– Заметили вы что-нибудь в пузырьке, когда отобрали его у мистера Леттера?
– Я подумала, что таблеток в нем как будто убавилось. Уверена я быть не могла, поскольку долгое время его не видела, но подумала, что таблеток стало меньше.
– Что вы дали мистеру Леттеру, чтобы помочь ему заснуть?
– Две таблетки аспирина.
– Заперли после этого аптечку?
– Да.
– И положили ключ в обычное место?
– Да.
– Он видел, куда вы его кладете?
– Нет.
– Когда все это произошло?
– Во вторник вечером.
– То есть больше, чем за сутки до смерти миссис Леттер?
– Да.
Доктор Саммерс поправил пенсне.
– Теперь перейдем к событиям вечера среды. Будьте добры, расскажите, что видели и что делали, когда вошли в гостиную после ужина.
Все тем же безжизненным голосом Минни повторила историю, которую рассказала Лэму утром. Присяжные могли зрительно представить ее, стоящую в дверном проеме гостиной и наблюдающую, как Лоис Леттер сыплет белый порошок из старой французской табакерки в одну из чашек с кофе на подносе. Представить, как Лоис размешивает кофе, как добавляет сахар и коньяк, как несет чашку к столику возле кресла Джимми Леттера. Представить, как она заполняет табакерку лепестками розы и кладет ее в ящик стола.
В клубе стояла мертвая тишина. Каждое негромко произнесенное слово падало в эту тишину, будто камень в воду. В этот жаркий, душный день не один человек испытывал дрожь или чувствовал, как по спине ползет капля холодного пота. Все знали мистера Джимми. Пожилые уже не помнили, как долго. И жена мистера Джимми высыпала белый порошок в чашку с кофе и поставила ее там, где он возьмет ее и выпьет.
