Мисс Сильвер кивнула:
– Да, Фрэнк, самым сильным, какой может быть у женщины ее типа. Она искренне любит мистера Леттера. Этого нельзя было не заметить. Думаю, что, к сожалению, ему это в голову не приходило. Он жил рядом с ней и так привык к ее присутствию и к ее привязанности, что не замечал их, пока она не собралась покинуть Леттер-Энд, из-за чего он, по всем отзывам, очень расстроился. Они вполне подходили друг другу и если бы поженились двадцать лет назад, для обоих это было бы великолепно. Учитывая это, ты поймешь, каким сильным мог быть мотив у мисс Мерсер. Она видела, что мистер Леттер очень подавлен, видел, как миссис Леттер стремится встать между мистером Энтони и мисс Джулией, видела, что ее поведение грозит разрушить семейство. Да, мотив мог быть очень сильным. Существовал еще тот несомненный факт, что Минни Мерсер испытывала более сильные душевные страдания, чем можно объяснить создавшимся положением. Я была убеждена, что она что-то скрывает, и что бы это ни было, оно причиняет ей громадные душевные муки.
– Вы не думали, что это сделала она?
Мисс Сильвер встретила его взгляд.
– Я не могла так думать. Подлинную доброту ни с чем не спутаешь. В случае с мисс Мерсер доброта была основным мотивом во всех ее мыслях и поступках. Она представляла атмосферу, в которой она жила. Мисс Мерсер глубоко страдала, но это было страдание невинности в присутствии зла. Это было моим постоянным впечатлением. И поэтому я дошла до того, что не могла признать смерть миссис Леттер результатом ни убийства, ни самоубийства.
– В отсутствие шефа мы, наверное, можем назвать это impasse
[11]. Знаете, он запрещает мне использовать французские слова. Считает это высокомерным.
– Я питаю большое уважение к старшему инспектору Лэму, – укоризненно заметила мисс Сильвер. – Он в высшей степени честный человек.
Сержант Эббот послал ей воздушный поцелуй.
– Оно ничто по сравнению с тем уважением, какое я питаю к вам. Продолжайте, достопочтенная наставница.
Мисс Сильвер еле слышно кашлянула.
– Право, мой дорогой Фрэнк, ты иногда городишь сущую чепуху. Когда я достигла, как ты выражаешься, этого impasse, я решила полностью отбросить внешние улики и руководствоваться только тем, что чувствовала и в чем убедилась в отношении затронутых лиц. Мы не ожидаем, что в царстве животных тигр станет вести себя как овца или кролик – по-волчьи. Писание гласит, что не собирают с терновника виноград или с репейника смоквы. Неодолимая страсть может толкнуть любого из нас на внезапное насильственное деяние, но тщательно обдуманное отравление отнести к этой категории нельзя. Оно непременно должно указывать на такие скверные черты характера, как эгоизм, чрезмерное самомнение, или, может, на их опасную противоположность – разъедающее душу сознание собственной неполноценности. Должны быть беспощадное пренебрежение к остальным, беспощадная решимость достичь желаемого, что бы этому ни препятствовало. Когда я начала искать эти черты, то нашла их все, за исключением комплекса неполноценности, у самой миссис Леттер. Все, с кем я говорила, подтверждали эту оценку ее характера. Даже по словам обожавшего ее и убитого горем мужа она представала совершенно не считавшейся ни с ним, ни с кем бы то ни было, мешавшим исполнению ее желаний. Таким образом, в Леттер-Энде был только один человек, способный совершить хладнокровное, тщательно продуманное убийство.
Мисс Сильвер кашлянула, перевернула чулок Дерека и продолжала:
– Но этот человек сам был жертвой. Я начала думать, каким образом она могла стать жертвой собственного замысла. Вернулась к показаниям и обратила внимание на два факта. Мисс Мерсер наблюдала из дверного проема и видела, как миссис Леттер добавляет, по ее мнению, сахар или что-то сладкое в одну из чашек. Изначально я решила, что, наверно, это была глюкоза, внешне похожая на сахарный песок, но тут стала рассматривать вероятность того, что это был порошковый морфий. Мисс Мерсер как будто утверждала, что не видела, что произошло с кофейными чашками, когда она и миссис Леттер вернулись с террасы. Форма рассказа создавала впечатление, что мисс Мерсер сразу же последовала за миссис Леттер, когда та выходила из гостиной на террасу, но определенно это сказано не было, и я стала думать, что мисс Мерсер рассказала не все, ей известное, и что она могла поменять чашки местами. Я считала совершенно невероятным, чтобы миссис Леттер рискнула оставить обе чашки на подносе. Когда все заявили, что не помнят, кто поставил чашку мистера Леттера на столик возле его кресла, я подумала: вполне вероятно, что миссис Леттер сделала это сама. В таком случае мисс Мерсер должна была это видеть, потому что наблюдала за ней с тех пор, как миссис Леттер высыпала в чашку порошок, и до того, как она вышла на террасу. Я пришла к убеждению, что мисс Мерсер поменяла местами чашки. Причина ее молчания была очевидна. Она хотела оградить мистера Леттера от знания, что жена собиралась отравить его.
Фрэнк Эббот смотрел на нее с неподдельным восхищением.
– Она прямо-таки верх совершенства!
– Мой дорогой Фрэнк!
– Продолжайте, – торопливо сказал он, – я не хотел вас прерывать.
– Той ночью мисс Мерсер ходила во сне. Наверняка прошла бы по холлу в гостиную, но мисс Джулия вернула ее. Когда мисс Мерсер произнесла тоном глубочайшего горя «Что я наделала!», я убедилась, что нахожусь на верном пути. В следующую ночь, как тебе известно, она снова ходила во сне. И повторила события прошлой ночи. Мне стало совершенно ясно, что она берет воображаемую чашку с подноса и ставит ее у кресла мистера Леттера. Потом она вернулась, держа руку перед собой так, словно несла чашку. Она подошла к столу, на котором стоял поднос, и вытянула руку так, будто что-то ставила. Произнесла: «О господи, что я наделала!» – и я уверилась, что тайна раскрыта. На другое утро за завтраком мне представилась удобная возможность спросить, любит ли мистер Леттер очень сладкий чай или кофе. Когда я получила ответ, что он не кладет в чашку больше одного куска, я решила, что именно по этой причине мисс Мерсер поменяла местами чашки. А показания Полли не оставили сомнений, что миссис Леттер умышленно растолкла таблетки морфия в порошок.
– Как думаете, когда она их взяла? До сцены между мистером Леттером и мисс Мерсер вечером во вторник, когда последняя заметила, что пузырек с таблетками стоит не на месте?
– Да, она взяла их раньше, – щелкая спицами, ответила мисс Сильвер. – Возможно, когда вся семья сидела за завтраком. Вспомни, завтрак подали ей в комнату. Сцена в комнате мистера Энтони произошла ночью. Мысль избавиться от мужа, возможно, уже приходила ей, но, думаю, после той сцены миссис Леттер решилась на крайность. Очевидно, вся семья знала, где мисс Мерсер хранит ключ от аптечки. Миссис Леттер нашла морфий, взяла столько таблеток, сколько нужно, тщательно вытерла пузырек и поставила обратно, не в коробку, где он стоял, а на полку. Понимаешь, она была уверена – смерть мистера Леттера сочтут самоубийством. Поэтому и поставила пузырек там, где его будет легко найти. Перед обедом она измельчила таблетки и высыпала порошок в маленькую табакерку. Потом, в начале восьмого вечера, Глэдис Марш пришла к ней с рассказом, что мистер Леттер был в комнате у мисс Мерсер, просил чего-нибудь снотворного. Когда миссис Леттер услышала, что он брал пузырек с морфием, мисс Мерсер сказала ему, что это опасно, а он ответил: «Мне лишь бы заснуть, а там хоть совсем не просыпаться», то сочла, что все козыри у нее на руках. Только представь себе – если бы мисс Мерсер не поменяла местами чашки и мистер Леттер умер бы от отравления морфием, возник бы вопрос об убийстве? Глэдис Марш сообщила бы, что он сказал: «Мне лишь бы заснуть, а там хоть совсем не просыпаться» – показание, которое мисс Мерсер пришлось бы подтвердить. Он брал пузырек с морфием. И все сочли бы, что он покончил с собой. Местные присяжные вынесли бы вердикт о случайной смерти. Сочли бы, что он так хотел спать, что не думал о принимаемой дозе, – этот вывод подтверждался бы его собственными словами. Миссис Леттер, видимо, сочла, что ей открывается легкий и безопасный способ убийства. А потом мисс Мерсер поменяла местами чашки.
