– Они могут начать штурм этой ночью, – сказал Ратмир. Он чувствовал, как в груди растет липкое, мутное, нехорошее предчувствие. Словно над крепостью уже нависла тень скорой беды, вот, только что за напасть поджидала, неясно было – как в тумане все…
– Стоюта выдержит сотню штурмов, – Хравн тряхнул седой гривой, – пусть приходят.
– Крепость за ночь они не возьмут, – сказал Ратибор, – а если сунутся, нам же лучше. Намаются на приступе, потеряют людей, ранеными обрастут. А тут и мы со свежими силами подтянемся.
– Иди в Ладогу, князь, – Хравн кивнул на Ратмира, – и зятя прихвати, чтоб под ногами не путался.
Он трудно усмехнулся, вдруг положил руку на плечо Ратмиру и долго смотрел ему в лицо. Стоявший рядом ронин подобрался, не спуская глаз с замершего воеводы.
– Я рад воевать за тебя, Железный Волк, – сказал Хравн и толкнул парня кулаком в грудь.
– За мной, – князь не любил медлить, – друзей с собой прихвати. Верность на войне дороже оружия.
Небольшой конный отряд во главе с переодетым князем вырвался из потайных ворот. Легко разбросав пеший отряд дозорных, всадники помчались к лесным деревьям и быстро скрылись за стволами и ветвями. Ратмир на скаку оглянулся на черневшие на фоне заката остроконечные башни.
Воевода стоял на стене, глядя им вслед. Он поднял кулак с оттопыренными указательным пальцем и мизинцем и улыбнулся. Подслеповатый глаз давно не различал скрывшиеся силуэты, но Хравн почувствовал взгляд Ратмира.
Парень взмахнул рукой командующему крепостью и ударил коня пятками. Лицо хлестнул пропитанный запахом хвои ветер. Копыта глухо стучали по древесным корням.
Но куда громче билось его заходившееся от тоски и тревоги сердце.
* * *
Конный отряд на помощь Стоюте вышел из укрепленной Ладоги на рассвете. Отправив вперед разведку, Ратибор Стоянович бросал беспокойные взгляды на невеселого Ратмира, поеживавшегося под порывами холодного утреннего ветра. Наконец не выдержал:
– Ты что это голову повесил, зять? В бой веселым идти надо, чтоб перед врагом стыдно не было.
Ратмир промычал что-то невнятное.
– Да что с тобой? Неужто дочь моя плешь проела? Она такая – может. Упрямая, как я…
– Нет, – Ратмир вспомнил смеющиеся глаза Огнеяры, потеплел, – она только радует.
«Боги послали нам сына, – сказала она этой ночью, – я чувствую его в себе». Он положил руку на ее мягкий живот и различил теплую пульсацию новой жизни. Радость ударила в голову, захотелось плакать и смеяться одновременно. Он смотрел на улыбку Огнеяры и улыбался в ответ. И не было в тот миг на свете никого и ничего, кроме светящейся почки маленькой жизни, завязавшейся на ветви древа, в которое сплелись их судьбы и воли.
А потом с новой силой обступила тревога, обложила душу, словно темнотой за ладожскими стенами. И где-то далеко, в конце ночи, сияла тонкая полоска надежды на новый, хороший, ласковый день, в котором не будет войны и никто не умрет до заката.
«Боги послали сына, а я добуду победу», – сказал Ратмир, чувствуя тревогу в прикосновении ее руки. Глаза жены блестели от слез. «Мне страшно, – прошептала она, – впервые страшно, потому что не за себя сердце болит. За него…»
Ратмир осторожно вытер скатившиеся по белоснежной щеке слезы. Поцеловал припухшие губы. «Не бойся никогда», – сказал он.
Перед выездом, по древнему обычаю, Огнеяра подвела вышедшему на крыльцо Ратмиру серого в яблоках коня. «Я тебя провожаю, и чтоб я тебя на коне встретила», – прошептала вечный заговор жен на прощание, передавая ему уздечку.
Она шла за мужем до самых ворот, держась тонкой рукой за стремя. И смотрела ему в глаза своими черными глазищами, будто наглядеться не могла. Когда он наклонился поцеловать на прощание, снова заплакала.
– Море нальешь, – буркнул Ратибор Стоянович, не глядя на дочь.
– Тихо, не пыжи, – Мирослава провела ладонью по щеке мужа, обняла. Потом подошла к Ратмиру. Сверкнула синяя стеклянная лунница на груди.
– Дерись храбро, – сказала она, сжимая ему руку сильными пальцами, – как твой отец.
Мирослава отошла к дочери, крепко прижала ее к боку, как маленькую. Та приникла лицом к маминому телу, обхватила руками, Мирослава сжала в руке оберег и зашевелила губами.
Маленький ронин, восседая на коне рядом с господином, по обычаю торопливо пудрил лицо, тихо пошмыгивая носом.
Отряд выехал в светлеющие сумерки. Женщины молча смотрели вслед своим воинам. Неохотно занимался желтоватый рассвет.
– Не пойму, – негромко сказал князю Ратмир, – почему Стоюту не атаковали. Дозорный что ночью сообщил? Что лагерь как стоял, так и стоит. Никакого штурма. Чего они ждут?
– Бес их знает, – сказал тот, – может, сопротивления такого не ожидали. Решили получше подготовиться.
Ратмир видел, что князь и сам ломает над этим вопросом голову, просто виду не подает. Вестей от дозорного разъезда не было, никаких засад на дороге. Но все равно на опасных участках, там, где лес переходил в большие поляны, крутых поворотах, у входа в перелески и в других местах, где можно было нарваться на засаду, гридни надевали шлемы, обнажали оружие и посылали вперед разведку.
Никого.
Неестественная тишина начинала давить на уши. Не было слышно ни обычного птичьего гомона, ни стрекота зеленой мелюзги из травы. Природа словно притихла в ожидании большой бури – а в небе ни облачка.
На подходе к Стоюте их ждали дозорные во главе с Эйнаром.
– Проверили со всех сторон. Шатры стоят, тихо везде, у костров дозорные, спят вроде… Из крепости ни звука, – доложил Пересмешник, едва сдерживая под собой разыгравшегося от волнения коня.
Тревожно зафыркали, замотали мордами остальные кони.
– Тихо, Черногрив, – князь почесал холку прядавшего ушами коня и поднял голову. – Спят, говоришь? Ну, сейчас разбудим.
Он быстро разделил отряд на две группы для удара по лагерю с двух сторон. В руках дружинников заблестели мечи и топоры.
– Ратмир, ты со своими берешь на себя дозорных у костра. Мы о спящих в шатрах позаботимся. В бой! – Князь пришпорил коня.
Копыта лошадей гридней ударили землю с такой силой, что слегка вздрогнул и покачнулся мир. Отряд всадников хлынул из-за сосен перелеска и разошелся на два рукава, обтекая молчаливую крепость, окруженную шатрами, железными потоками.
Первые конники с треском врезались в натянутые полотнища, рубя веревки, поддерживавшие купола. Тяжелые копыта вздыбленных боевых коней топтали обмякшую ткань, чтобы раздавить тех, кто под ней находился.
Но оружие и копыта тщетно искали жертву. Шатры и палатки оказались пусты.
– Что за… – пробормотал Ратибор, стряхивая с копья клочья растерзанной мешковины.
– Князь! – Ратмир спешил к нему с перекинутым через седло телом воина. – Дозорные у костров… Это наши! Парни из крепости.
