Руки мисс Оливер замерли на груди, затем скользнули вниз, разглаживая складки на платье, и вновь устремились вверх.
Нет. Она была к нему неравнодушной.
– Чего вы хотите на Рождество? – спросил Хавьер. – Давайте я угадаю? Не может быть, чтобы вы пожелали что-то такое, чего я не мог бы для вас сделать.
Она встретилась с ним взглядом и крепко сжала руки, держа их перед собой как щит. Что же она хочет защитить от него? Шею? Грудь? Сердце?
– О чем вы, Алекс? Вы уже сделали мне подарок, пригласив к себе. А моя работа по расшифровке вашей семейной истории будет моим подарком вам. Так что мы квиты.
– Я восхищаюсь вашим умением выражаться кратко и по существу. Жаль только, что вы запретили мне делать комплименты относительно вашей внешности. Или вы передумали?
Луиза покачала головой.
– Прошу вас, не надо. Не надо фальши. – И тут же безвольно опустила руки. – Прошу вас, – еле слышно повторила она, – не надо фальши.
Он неотрывно смотрел на ее губы, такие нежные и подвижные.
– Комплимент не всегда бывает фальшивым, – сказал граф.
Но шаг навстречу сделал не лорд Хавьер, а Алекс, и этот шаг был робким и нерешительным. Он взял Луизу за руки и, не смея дышать от волнения, привлек к себе.
– Ни слова фальши, – прошептал граф.
Ее глаза словно смотрели ему в душу.
– Тогда что вы мне дадите? – выдохнула она.
– Все, что мне будет дозволено дать. – Пожалуйста, не отталкивай меня, заклинал Хавьер ее взглядом, потому что иначе я пропаду, пропаду навсегда, и все, что от меня останется, это нарядная обертка, скрывающая пустоту.
Почти невесомо он коснулся рукой плеча Луизы, скользнул вниз, вдоль верхней части лифа. Граф не дотрагивался до ее груди, он даже не касался обнаженных участков ее тела, лишь ткани.
И она его не оттолкнула.
Тогда Хавьер позволил себе чуть больше: по шее вниз, под лиф. Не встретив сопротивления, пошел еще дальше: под тонкий батист нательной рубашки, оторочку корсета. Луиза судорожно вздохнула, но не оттолкнула его.
– В романе, – сказал Хавьер, повторяя ее слова, – нам непременно кто-то бы помешал в этот момент, сделав тем самым большое одолжение.
Губы Луизы дрогнули. Она замерла, боясь пошевельнуться. Граф закрыл глаза, склонил голову и вдохнул лилейный аромат ее волос.
– Потому что мы боимся, что, начав, не сможем остановиться, и не знаем, хотим ли останавливаться.
Его слова были как заклинания. Он шептал их между поцелуями, которыми покрывал ее лицо, шею. Откуда он брал эти слова? Хавьер так глубоко понимал ее или это был лишь бездумный шепот страсти? Должна ли Луиза позволить ему это делать, притворяясь безучастной и в то же время тая под его ласками?
От чего ей так сладостно жарко? Огонь полыхал в ней, неукротимый, жадный. Еще немного, и от нее не останется ничего, кроме горстки пепла.
– Вы правы, – сказала она. – Я не хочу, чтобы вы прекращали. Пусть это длится вечно.
– И при этом вы утверждали, что я не хочу никого соблазнять, – напомнил ей Хавьер.
– Вы не хотите. – Ее горло сжалось, и голос слегка охрип. – Если бы вы хотели, получили бы желаемое.
Хавьер отстранился и в недоумении уставился на мисс Оливер.
– Вы себя имеете в виду? – спросил граф, продолжая рассеянно поглаживать ее ключицу.
– Вы можете быть весьма убедительным, – пробормотала Луиза. Ее глаза были полуприкрыты, а голова наклонена набок. – И вас трудно назвать пугалом. Как правило, я могу смотреть на вас, не испытывая тошноты.
Мисс Оливер застала его врасплох. Ему понадобилось добрых три секунды, чтобы переварить сказанное ею. И тогда…
Он рассмеялся.
От души. Неудержимо. Держась за живот.
И как же хорошо было смеяться, не помышляя о том, какое из пронумерованных выражений было бы наиболее уместно в данной ситуации! Еще лучше, чем он себе представлял.
Хавьер с трудом унял смех и выпрямился.
Луиза озадаченно смотрела на него.
– Надо полагать, это я вас рассмешила?
– Ей-богу, я не помню, когда в последний раз так смеялся. Возможно, это со мной впервые в жизни.
– Тогда, наверное, вы не о том разговариваете или не с теми.
Хавьер покачал головой, любуясь мисс Оливер. Она стояла скрестив руки перед собой, словно хотела закрыть тело, которого он касался всего несколько мгновений назад.
– Вы очень… – начал граф и замолчал. Ни он, ни она не были готовы к тому, что он хотел сказать и потому Хавьер придумал иную концовку: – Вы очень необычно выражаетесь.
– Не сказала бы. – Луиза улыбнулась, словно месяц выглянул из-за туч. – Просто вы вызываете у меня любопытство, Алекс.
И вдруг, шелестя шелками, она подалась ему навстречу и прижалась губами к его губам. От неожиданности граф оторопел, его глаза широко открылись, но оторопь продлилась не больше мгновения. Веки, отяжелев, опустились, и он ответил на страстный призыв ее нежных губ.
Но где-то на периферии сознания все же успела промелькнуть мысль, что они не герои романа, а Луиза не куртизанка.
Хавьер прервал поцелуй и попытался сказать:
– Мы не должны…
Но она закрыла ему рот поцелуем. И дальше все было как в тумане.
А потом вновь просветление и голос совести:
– Луиза, мы… Каждый поступок имеет последствия.
Она намертво вцепилась в него.
– Я лишь хочу лучше вас узнать, Алекс, – прошептала мисс Оливер ему на ухо.
Алекс – сколько таинственного обещания было в звуках его имени.
– Кроме того, – добавила она, – кто может сказать наверняка, что все происходящее – не плод вашего воображения? Кто, кроме нас, может узнать о том, что происходит в этой комнате?
– Это вздор, бессмыслица.
– Не обязательно, – возразила Луиза. – Мы сами пишем наш роман, не так ли? И в наших силах повернуть сюжет туда, куда мы захотим. – Она прикоснулась к мочке его уха и провела по ней языком, оставив горячий и влажный след. Хавьер, вздрогнув, крепче стиснул ее талию.
Как он мог противостоять искушению при такой соблазнительной подаче? Грустное Рождество оказалось не таким уж безрадостным.
Не разжимая объятий, они, с трудом переставляя ноги и путаясь в шелках, двинулись в направлении кушетки, чтобы приступить к написанию следующей главы своего романа.
Глава тринадцатая,
содержащая весьма соблазнительные реалии
«Это не ты», – говорила себе Луиза. Наткнувшись на кушетку, она не удержалась и упала навзничь, увлекая за собой Алекса, которого крепко держала за лацканы сюртука.
