– Да, признаться. Меньше двух недель назад я питала к вам глубочайшую неприязнь. Но как иначе назвать то, кем мы с тех пор стали друг для друга? С кем, если не с другом, можно обсуждать скандалы и шифры, оживленно спорить, чуть не доходя до драки, мириться, ругаться, а потом снова мириться?
Ее голос журчал, как ручей, прозрачный и прохладный. Если бы Луиза не стояла так близко к огню, он бы и не заметил предательского румянца.
И этот румянец дорогого стоил, потому что свидетельствовал о том, что Хавьер безразличен мисс Оливер. Пусть она зовет его «другом», если ей так угодно.
– У меня никогда не было таких друзей, – сказал Хавьер.
– И у меня тоже, – призналась она, поведя плечами. – Хотя, я думаю, мне нравится с вами дружить.
– У меня эта мысль тоже не вызывает отвращения, – сказал Хавьер.
Улыбка, которая расцвела на ее лице, была совсем не похожа на лунный серп. Наоборот, яркая и теплая, как солнце. Обезоруживающая улыбка.
«Луиза опасна», – пронеслось в голове Хавьера.
Но разве опасность его когда-нибудь останавливала? Опасность была его любимой стихией.
Хавьер наблюдал, как Луиза подходит к столу, как наводит на нем порядок, складывая в одну стопку исписанные ею листы. Взяв зашифрованную книгу и свои записи, она направилась к Хавьеру.
– Возьмите, почитайте на досуге. Может, вы узнаете о том, каким образом вашему предку удалось заполучить графский титул. Глядя со стороны, можно было подумать, что граф только что зашел в библиотеку, и эскапады на кушетке не было вовсе.
Если бы не растрепавшаяся прическа, немного помятое платье и румянец на щеках мисс Оливер, Хавьер мог подумать, что ему все это привиделось.
Никто никогда не узнает о том, что произошло в библиотеке – в этом граф готов был поклясться. Теперь их с Луизой связывала тайна. Общая тайна.
– Спасибо, – сказал он и, кивнув на бумаги, добавил: – И за это тоже, – чтобы у Луизы не возникло сомнений, что он благодарит ее лишь за работу над книгой.
Но мисс Оливер невозможно было обмануть.
– Я не настолько наивна, как вам кажется, Алекс, – вдруг сказала она. – И я знаю, что стала далеко не первой женщиной, побывавшей с вами на этой кушетке.
– Я…
– Не морочьте себе голову. Мы друзья. Ничего большего я от вас не жду.
– А следовало бы… – не подумав, пробормотал граф. Но ведь он сказал правду. Джентльмен не станет обращаться с женщинами, как с носовыми платками: попользовался и выбросил.
Кому многое дано, с того многое и спросится. Люди, которые жили на его земле, и чьими трудами прирастало его богатство, слуги в доме, обеспечивающие его комфорт, – все они могли бы рассчитывать на более достойное отношение. Граф, знающий себе цену, посчитал бы ниже своего достоинства завоевывать себе известность ложью, слухами и скандалами.
Мисс Оливер призывала Хавьера сказать «нет» любой фальши.
Отчего-то стопка бумаг, которую он держал в руках, показалась ему неподъемно тяжелой.
– Увидимся утром, – осипшим голосом произнес Хавьер.
– А как же… – очень тихо сказала Луиза, а, может, ему это только послышалось? Но он уже вышел за дверь, а возвращаться не было смысла.
Глава четырнадцатая,
включающая ошибку в расчетах
– Шесть миллионов овец.
Цифра была взята с потолка, и Хавьер об этом знал. Напротив него за столом, заваленном бумагами, сидел, сложив руки домиком, его секретарь: лысоватый невзрачный молодой человек в очках, с немного сутулой спиной и угодливыми манерами.
– Что это, Хоскинсон? – недовольно скривив губы, поинтересовался Хавьер, ткнув пальцем в странную цифру.
Хоскинсон ответил вкрадчиво и ласково, словно надеялся усмирить злобного пса.
– Мистер Чаттертон говорил вам, какие данные заносятся во вторую колонку?
Хавьер опустил лорнет и потер глаза.
– Я прикажу его повесить. Мне больше не нужен управляющий.
По правде говоря, мистер Чаттертон был тут ни при чем, и в своих трудностях Хавьер был виноват сам. Он не заглядывал в гроссбух с тех пор, как… Впрочем, зачем вообще во что-то вникать, когда всю работу за тебя делает такой толковый управляющий, как Чаттертон. Все шло гладко из года в год, десятилетие за десятилетием. И Хавьер, понятное дело, находил себе более интересные занятия, чем корпеть над гроссбухом.
По крайней мере, до недавних пор ему казалось, что он проводит время интересно и весело.
– Милорд? – Хоскинсон деликатно намекнул, что пора вернуться к делам насущным.
– Шесть тысяч овец, – пробормотал Хавьер. – Нет, я, пожалуй, не стану сегодня убивать Чаттертона.
Хоскинсон повеселел.
– Мистер Чаттертон наверняка обрадуется тому, что ему не грозит умереть до дня рождественских подарков, милорд.
– Ах, да, сегодня же второй день Рождества – время дарить подарки. – Хавьер потер лоб. – Надо бы придумать что-то приятное для слуг, какие-нибудь маленькие презенты. Что на это скажите?
– Все уже сделано, милорд. Мистер Чаттертон предоставил список слуг, а я утвердил расходы.
– Сделано, значит. – Хавьер не знал, что еще сказать. Очки секретаря отсвечивали, и его глаз не было видно, а потому Хавьер не знал, то ли Хоскинсон его осуждает, то ли просто докладывает о выполнении своих прямых обязанностей.
– Да, милорд. Мистер Чаттертон также предоставил список всех арендаторов с домочадцами. Я рекомендовал в качестве рождественских подарков выдать им пшеницу и говядину пропорционально размерам семьи.
– И это, значит, сделано, – пробормотал Хавьер.
Он привычным жестом провел по волосам и откинулся на спинку стула, но тут же об этом пожалел. Кто-то из предков приобрел это массивное деревянное сооружение, которое язык не поворачивался назвать стулом из-за его монументальной громоздкости, а креслом – из-за полного отсутствия какого-либо комфорта для сидящего на этом пыточном троне. Хотя со стороны этот предмет интерьера выглядел весьма импозантно, особенно прямая высокая спинка с затейливой резьбой, декоративные элементы которой впивались в затылок и заставляли вытягивать шею вперед.
– Спасибо за работу, Хоскинсон. Не сомневаюсь, что арендаторы оценят вашу заботу.
Хоскинсон просиял.
– Нам с мистером Чаттертоном было приятно этим заниматься, милорд.
Секретарь произнес фамилию управляющего с придыханием. Похоже, он его чуть ли не боготворил.
По правде говоря, работа со счетами шла бы куда более гладко, если бы Хавьер привлек к ней самого управляющего, а не секретаря. Хоскинсон был специалистом в совсем иной области: рассылка приглашений, дипломатические отказы и прочие светские дела. Он мало разбирался в урожаях и почти ничего не знал о людях, работавших на его, Хавьера, земле.
