Тем не менее, Хавьер предпочитал общество секретаря, которого сам в свое время нанял и которого хорошо знал. Чаттертон был правой рукой отца Хавьера, и с ним Хавьер чувствовал себя неуютно, словно нерадивый школьник.
Граф в очередной раз взъерошил волосы и, раздосадованный тем, что никак не может избавиться от этой привычки, спрятал руки под стол.
– Хоскинсон, – решил он, – вы, должно быть, мечтаете отдохнуть хотя бы полдня. И я думаю, вы заслужили отдых. Благодаря вам я теперь знаю, что у меня в хозяйстве нет шести миллионов овец.
Секретарь встал, но уходить не торопился.
– Вы хотите еще поработать, милорд? Может, распорядиться, чтобы вам принесли перекусить?
Хавьер махнул рукой.
– Займитесь уже чем-то приятным для себя. Потискайте горничную под омелой или напишите письмо премьер-министру. На ваше усмотрение. Мир не рухнет, если вы на пару часов оставите меня наедине со счетами.
У Хоскинсона дрогнула губа.
– Вся моя жизнь в работе. Я вижу смысл жизни в служении вам, милорд, – сказал он и с поклоном вышел из кабинета.
Как только за секретарем закрылась дверь, Хавьер испытал громадное облегчение. Его взгляд невольно скользнул в сторону буфета. Для бренди было еще слишком рано, но, судя по тому, как развиваются события в его доме, скоро для него не останется иных грехов, кроме пьянства.
Пьянства и флирта с девственницами.
Вернее, с одной девственницей. Которая сама с ним флиртует.
Поразмыслив, Хавьер все-таки налил бренди. Согревая бокал в ладонях, он подошел к окну и окинул взглядом свои владения.
Граф пытался сосредоточиться на том, что видел. Он не знал, как выглядит его земля в иное время года, кроме зимы. Когда Хавьер приезжал в Клифтон-Холл, трава успевала пожухнуть, а большинство растений отцвести. И все же даже сейчас усадьба выглядела ухоженной и даже по-своему нарядной. Главный садовник знал свое дело: нигде не было заметно ни опавшей листвы, ни сухих сучьев.
Хавьер вдруг подумал о том, что даже не знает, сколько людей занимается садом. А ведь ему следовало бы об этом знать. Луиза наверняка, знала бы каждого работника по имени, если бы это поместье принадлежало ей. Она знала бы, какое жалованье получает каждый из них и кому какая работа удается лучше всего. Она знала бы, чем живет каждая из семей, арендующих его землю, и каким рождественским подаркам они были бы по-настоящему рады.
Страшно подумать, сколько всего она знала и сколько всего замечала. Страшно и удивительно.
Хавьер покрутил бокал, наблюдая, как переливается маслянистый арманьяк. Терпкий запах щекотал ноздри. Нет, не выходит не думать о ней. Что бы он ни делал, чем бы ни пытался себя занять. И, как только граф подумал о Луизе, та легкость, которую он испытал, выпроводив Хоскинсона, куда-то улетучилась.
Как назвать то, что случилось между ними в библиотеке? Все эти насмешливые аллюзии с книгой: «в романе сейчас бы…», это нарочито прохладное прощание – для чего? И как это следует понимать? К чему этот подчеркнуто деловой тон, когда ее щеки пылали румянцем, а глаза влажно блестели? Для чего ей понадобилось переводить интимную близость в разряд взаимовыгодного обмена?
Хавьер не сделал ничего такого, чего бы от него не ждали. И Луиза предельно ясно дала ему понять, что ни в чем его не винит и никогда не призовет к ответу за содеянное.
Более того, она первой заявила о том, что для нее произошедшее не имеет значения.
Мисс Оливер могла бы стать для него идеальной женщиной – с хорошей родословной, неглупая, остроумная. И не требующая от него ничего, кроме, разве что… Как она выразилась? «Того, что вы сами желаете дать». Как-то так.
Но почему ей ничего от него не надо? Хавьер не знал, на кого он обижен больше – на себя или на нее. Луиза заслуживала самого лучшего, никак не меньше. И лучшее, что он мог ей дать, – это честность. Честность во всех своих проявлениях.
Это ведь репутация тянет графа вниз, верно? Его проклятая репутация. Хавьер приглянулся мисс Оливер, она сама в этом призналась, но Луиза, использовала его, и ничего дурного в том не усмотрела, решив, что этот мелкий нюанс не может помешать им расстаться друзьями. Ну и лети все в ад – тот самый ад с девятью кругами, описанный Данте, потому что после того, как он познал ее, пусть руками, Хавьер был готов сделать для Луизы все, что она ни попросит.
Она приобрела над ним власть, сама не зная об этом.
Хавьер рассеянно покачал бокал, и капелька бренди перелилась через край и медленно покатилась по стенке. Он осторожно слизнул ее.
Локвуд со свойственным ему тактом назвал этот сорт арманьяка конской мочой, но на самом деле напиток был самого лучшего качества. Как бы там ни было, но сегодня он не доставлял Хавьеру удовольствия.
Граф поставил бокал на буфет и вернулся к счетам. От аккуратно занесенных в колонки цифр рябило в глазах. Хавьер еще немного поерзал на неудобном стуле и, наконец, принял решение. Сколько бы времени ни пришлось ему провести за этим столом – многие часы или всего несколько минут, на этого монстра он больше не сядет. Надо срочно найти ему замену – стул, на котором ему, Хавьеру, будет удобно.
Стул, на котором сидел Хоскинсон, был гораздо меньше: игривое изделие в стиле рококо с гнутыми ножками и мягким сиденьем, обитым красным плюшем. Хавьер догадывался, что мебель подбиралась так, чтобы сидящий на ней четко знал свое место: хозяин возвышался, доминировал, слуга смотрел снизу вверх, как и положено.
Хавьер вновь с сомнением взглянул на хлипкую с виду конструкцию с соблазнительно мягким сиденьем и, решившись, осторожно на него сел. Стул оказался на удивление удобным. Теперь понятно, почему Хоскинсону было проще сконцентрироваться.
Хавьер закрыл глаза, подумав, а не вздремнуть ли ему пару минут. Если он снова не заведет себя мыслями о Луизе.
Но в этот момент дверь в кабинет с шумом распахнулась, и граф едва не подпрыгнул от неожиданности.
– Локвуд, ты меня напугал.
Маркиз своим видом и вправду мог напугать: его от природы смуглое лицо приобрело зеленоватый оттенок, под глазами легли темные круги, даже бледно-лиловый шейный платок не освежал.
Локвуд зевнул.
– Поздно лег, рано встал. Но оно того стоило, если ты понимаешь, о чем я.
– Понимаю, – сухо ответил Хавьер. – И кто же она, твоя прекрасная леди?
– О, она далеко не леди, – с улыбкой произнес маркиз.
Считалось, что Хавьер и Локвуд походили друг на друга. По крайней мере, внешне. И, если улыбка Хавьера хотя бы отдаленно была похожа на улыбку Локвуда, то не стоит удивляться тому, что графу не удалось с ее помощью завоевать Луизу.
Хавьер постарался прогнать очередную мысль о мисс Оливер.
– Если уж ты пришел, то помоги мне поменять местами эти стулья.
