Очки вернулись на место. Книга, которую он вчера подарил, лежала на коленях, но, едва увидев, кто вошел, Джейн убрала ее в сторону.
– Апплтон, – произнесла она и покраснела. По-настоящему покраснела и, следуя вчерашнему договору, тихо назвала по имени:
– Гаррет.
Он подошел и остановился возле стула, который так и остался возле кровати.
– Это вам. – По-мальчишески, деревянной рукой, протянул букет.
Уголки губ приподнялись в легкой улыбке. Джейн взяла лиловое облако и прижала к груди.
– Сирень – мои любимые цветы.
– Мои тоже, – пробормотал Гаррет.
– Трудно поверить, что у вас есть предпочтения в этой области. – Она опустила лицо в букет, закрыла глаза и глубоко вдохнула.
– То же самое относится и к вам.
Джейн открыла глаза и прищурилась.
– Полагаю, замечание справедливое.
Оба рассмеялись.
– Продолжаете удивлять, – призналась она. – Знаете, что моя любимая еда – кексы, а любимый автор – Мэри Уолстонкрафт. И вот теперь выясняется, что любимые цветы тоже знаете. Если бы не была уверена в обратном, Апплтон, – она на миг умолкла и снова покраснела, – то есть Гаррет, то сказала бы, что мы становимся… друзьями.
– Друзьями? – От дружбы до любви еще очень далеко. Гаррет опустился на стул и откинулся на спинку.
– Вы даже не упомянули о том факте, что я позволяю себе проникать в вашу спальню и созерцать вас в ночной рубашке.
– Это вполне по-дружески, – согласилась Джейн и пристально посмотрела на рубашку, хранившую тайну так надежно, как ни одно из дневных, а тем более вечерних платьев.
– А что бы вы сказали, если бы я сообщил, что ваш любимый цвет – голубой? – поинтересовался Гаррет.
Джейн возмущенно вскинула брови.
– Сказала бы, что это непростительная вольность! Увидеть меня в бабушкиной ночной сорочке – допустимо. А вот знать любимый цвет – верх неприличия!
Гаррет широко улыбнулся.
– Но ведь это правда? Голубой?
– Да, – подтвердила Джейн, заботливо устраивая букет на коленях. – Вполне соответствует образу синего чулка, не так ли? Теперь, когда вам так много обо мне известно, будет справедливо, если расскажете что-нибудь о себе.
– Неужели моя персона представляет какой-то интерес для вас? – удивился Гаррет. – И что же именно хотите узнать?
– Разумеется, только самое очевидное. Например, какая ваша любимая еда?
– Бифштекс.
Джейн кивнула.
– Предсказуемо, но очень хорошо.
– Предсказуемо?
– Надеялась, что назовете что-нибудь диковинное. Например, черепаховый суп.
Гаррет поморщился.
– Ненавижу черепаховый суп.
– И я тоже. Но невозможно отрицать, что назвать его в качестве любимого блюда было бы оригинально. – Она не стала ждать реакции. – А как насчет любимой книги?
– «Кандид».
Джейн едва не задохнулась.
– Вы читали Вольтера?
– Читал.
– Должно быть, дразните. – Она принялась теребить ленту на букете. Странно: в последнее время все время что-то дергала. Прежде Гаррет не замечал такой привычки.
– Нет, не дразню, – возразил он. – Читал «Кандида» раза три, не меньше. Если пожелаете проверить знание текста, то я к вашим услугам, миледи.
Джейн немного помолчала и пожала плечами.
– Нет. Не доверять было бы глупо.
– И все же только что вы об этом подумали, правда?
– Откуда вам известно?
– На вашем лице появилось особое выражение – заносчивое. Уже приходилось видеть его раньше.
Джейн очаровательно смутилась.
– Да, действительно подумала, но только потому, что обожаю обсуждать книги.
Гаррет снова улыбнулся.
– И я тоже.
– Неужели?
– Не удивляйтесь. Что бы вы обо мне ни думали, на самом деле я очень люблю читать.
Джейн прикусила губу.
– Книги всегда были моими самыми близкими друзьями. По крайней мере, в детстве. Единственными друзьями. Теперь, к счастью, у меня есть Люси и Кэсси.
– А еще я, – тихо напомнил Гаррет.
Джейн опустила взгляд и снова принялась дергать ленту.
Молчание затянулось. Чтобы заполнить паузу, он спросил:
– Почему в детстве книги были вашими единственными друзьями?
Пальцы замерли.
– Вряд ли история покажется вам интересной.
Апплтон поудобнее устроился на стуле и скрестил ноги.
– На свете не существует ничего более интересного, тем более что спешить некуда. На сегодня запланирована охота, а я скорее соглашусь прыгнуть в кипящее масло, чем поехать на охоту.
Джейн покачала головой.
– Вполне вас понимаю, но можно найти занятие более приятное, чем сидеть здесь и слушать меня.
– Буду рад посидеть здесь и послушать вас.
Гаррет был готов поклясться, что Джейн снова покраснела. В последнее время она смущалась все чаще и выглядела при этом очаровательно.
– Так поведайте же, Джейн, почему книги были вашими единственными друзьями?
Она тяжело вздохнула.
– Достаточно сказать, что в детстве я не пользовалась популярностью.
– И я тоже. – Гаррет усмехнулся. – В Итоне сложился тесный кружок друзей, с которыми…
– Нет. У меня друзей не было совсем. Ни одного друга и ни одной подруги.
Гаррет озадаченно нахмурился.
– Ни одной?
– Именно. Я росла единственным ребенком в семье и дома чувствовала себя очень одинокой. Родители отправили меня в школу, но дети принялись безжалостно дразнить. Как раз в это время папа получил рыцарское звание. Меня перевели на домашнее обучение, и стало намного лучше.
Гаррет слегка прищурился.
– И почему же вас дразнили? Потому что вы оказались значительно умнее остальных?
Джейн снова начала теребить ленту.
– Нет. – Короткое слово прозвучало так горестно, что сердце защемило. – В детстве я никогда не выставляла ум напоказ. Отчаянно хотела быть принятой, а интеллектуальное превосходство не приветствовалось, особенно среди девочек.
– В таком случае почему же они вас дразнили?
Хорошенькие веснушчатые щечки покрылись багровым румянцем.
– Выглядела не так, как остальные, и им это не нравилось.
Гаррет нахмурился еще заметнее.
