– Отцовский. Зовется Протуберанцем, – подмигнул Джертон. – Такие издревле вручают Посвященным послушникам.
– Тем, кто в Чароцвет вступил? – спросил Лекс, покрутив в руке кинжал: он не мог взгляд от него оторвать. И название – Протуберанец… На секунду парню показалось, что это не клинок, а самый настоящий язык пламени!
«Вот бы мне такое оружие, – невольно подумалось ему. – Это куда лучше всяких дурацких легенд!»
– Кинжалы эти отличаются лишь рунами. – Джертон развернул клинок так, чтобы было видно затейливую вязь иероглифов. – Вот они: эпоха, год, месяц и день, когда вручили Протуберанец. И еще знак Посвященного – одна из трехсот рун. У моего отца – вот, видите? – Амикар ткнул пальцем в хитроумную загогулину. – Это «Храбрость»! – с гордостью заявил он.
– Вот это да! – загудел Талкин, а Саня, к своему изумлению, заметил, что узоры действительно складывались в иероглифы!
– Значит, тому, кто на этот раз вступит в маги, то есть в Чароцвет, подарят такие же кинжалы? – спросил Женька.
– Ты фантастически догадлив, Талк! – рассмеялся Джертон. – Так что Мариц и Киган у нас счастливчики, а нам уж до следующего года ждать придется.
Лекс шумно втянул носом воздух: ему впервые стало жаль, что им с Талком не стать Посвященными ни в этом году, ни тем более в следующем. Вряд ли они будут здесь когда-нибудь учиться…
Он тряхнул головой, с сожалением отдав кинжал Джертону:
– Ладно, где там этот топор?
– Почти пришли, – кивнул Амикар, сунув Протуберанец в ножны. – Повезло нам, что Светоруб… это Священный Топор так называется, – пояснил он, – Светоруб нельзя спрятать, в отличие от статуи Агнеуса или Солнценосца. А то после появления Жреца Гаурта и его бы убрали в тайник, – хмыкнул он, когда друзья шли узким сумрачным коридором. Потолков здесь не было видно, вдоль стен чадили факелы.
– А почему нельзя спрятать? – удивился Талкин. – Он такой большой?
– Сейчас увидите, – интригующе улыбнулся черноволосый и больше не проронил ни слова.
* * *
Через пару минут они свернули за угол и почти сразу уперлись в массивную дверь с маленьким зарешеченным оконцем: изнутри выбивались теплые отсветы: там явно горели лампады, а не простые факелы.
Джертон осторожно заглянул в окошко, а потом подозвал друзей.
– Вон он, смотрите, – шепнул парень, и Лекс с Талком заглянули внутрь.
В первую секунду Саня никакого топора не заметил: зал как зал, только очень красивый. Стены были выложены мрамором. В глубине виднелась большая тумба, накрытая алым полотнищем, на котором поблескивали золотые кубки, расставленные ровными рядами.
– И где этот Светоруб… – начал было Лекс и неожиданно осекся: прямо над тумбой с кубками висело нечто… с длинной ручкой, лениво поблескивая широким лезвием.
И Саня, глотая воздух, прильнул к окошку, стараясь получше разглядеть таинственный артефакт. Топор парил метрах в двух над тумбой. Ни тумана, ни свечения вокруг – тесак просто торчал в воздухе, словно так и полагалось.
– Вот это да! Он что, на веревках висит? – ахнул Талк, тоже, по всей видимости, только сейчас заметив Светоруб. – Круто смотрится!
Джертон прыснул:
– Ну, рассмешил – «на веревках»!
В ту же секунду изнутри послышался шорох, и Амикар приложил палец к губам, а в зале мелькнула чья-то тень, послышались вздох и бормотание.
– Тут денно и нощно дежурят, – объяснил черноволосый. – Главный пост обители!
– А что, кто-то пытался его украсть? – спросил Талкин, когда они помчались обратно.
Джертон с изумлением посмотрел на него:
– Ты в своем уме? Этот Топор нельзя украсть. Он сам собой висит над землей, и сдвинуть его невозможно, вот так, Талче!
– Как невозможно? – охнул тот, даже пропустив мимо ушей обидное «Талче». – К нему нельзя прикоснуться?
– Чего ты заладил! Говорю же – не сдвинуть его. Он застыл, понимаешь? – процедил Джертон, и его голос эхом прокатился в глубь коридора. – Это главный артефакт обители, сердце нашего ордена. Им сам Абинар Пресветлый бился, наш основатель, полторы тысячи лет назад, можете себе представить! А потом во время битвы с Кусатием он взмахнул топором, и тот неожиданно застыл в воздухе. Кто только ни пытался его сдвинуть – все тщетно. А когда Абинар Пресветлый построил на этом месте Солнечный орден, он промолвил, – тут Джертон даже палец поднял, – «До тех пор будет стоять наша обитель, покуда Светоруб висит в воздухе!»
– И что, так и висит? – прошептал Лекс, оглянувшись, – ему вдруг зверски захотелось вернуться и посмотреть, как этот таинственный топор сам по себе парит в воздухе.
– Конечно, висит, – кивнул было черноволосый, как в ту же секунду их настиг такой знакомый пронзительный окрик.
– Лекс? А ну, стой… стой, бандит! Где тебя только забуззы носят!
Белов обернулся, и сердце его подскочило: по коридору к ним мчался куратор Бранго, как всегда небритый и недовольный.
– Опять что-то случилось, – пробормотал Лекс, лихорадочно соображая, что же они такого натворили. Может, им вообще нельзя здесь ходить?
А Джертон подмигнул друзьям, мол, спокойно, все в порядке, сейчас разберемся. И Белов едва заметно кивнул в ответ. Хотя сердце его так и прыгало в груди. В это время Бранго подлетел к ним.
– Почему не на заднем дворе, бездельник?! – заорал он в своей излюбленной манере.
– На каком дворе? – не понял Саня.
– Ты что же это, забыл про штрафные работы? – опешил Бранго. – Или не ходил вчера к магистру Куддару? Молчать, Амикар! – рявкнул он уже на Джертона, который открыл было рот, чтобы высказаться. – Значит, то, что харсупята не кормлены и почва не унавожена, тебя не волнует? – загремел он, вперившись в Лекса таким пылающим взглядом, будто тот собирался этих харсупят на колбасу пустить.
Минут пять куратор бранил Белова на чем свет стоит, а потом бросил:
– Живо на задний двор готовить удобрение для почвы! А вы, охламоны, чего глазеете? – повернулся он к Талку и Джеру, которые тихо стояли в сторонке. – Марш в складскую! Вас там давно ждут ящики с гвоздями!
– Забузз раздери, чуть не забыли про отработку! – выругался Амикар, когда послушники выскочили на площадь.
На улице было холодно, упругой стеной дул ветер, гнущий голые кустарники и деревья.
Белов обхватил себя руками.
– Могли бы потеплее одежду выдать, – застучал он зубами.
– Послушникам не положено, – хмуро отозвался Джертон.
– А зимой? – возмутился Саня, но черноволосый после выволочки Бранго был не в настроении дискутировать.
– Лекс, тебе туда, – махнул он рукой на собор в конце площади, – а мы в левое крыло.
– Погоди, задний двор в соборе? – поймал его за руку Саня, и тот обжег его сердитым взглядом:
