Начали спускаться по довольно крутой лестнице с погнутыми перилами. С каждым шагом становилось все холодней, и Валерка передернул плечами: даже ветровка не спасала.
– Ничего, Валера, – простучала зубами Валентина, – в комнате у Ефимыча тепло: там всегда обогреватель включен.
«Лучше бы она так обо мне не заботилась, – подумал Валерка, – Лёнечка идет какой-то сам не свой!»
В крохотной и совершенно до неприличия захламленной каморке было в самом деле очень тепло благодаря допотопному «ветродую», однако хозяина здесь не оказалось.
– Ефимыча что-то нету, – сообщил Лёнечка, хотя это и так было всем понятно.
– Может, он в морге? – предположила Валентина, но Лёнечка покачал головой:
– Чего ему там делать? Морг сейчас пустой, всех «постояльцев» наконец похоронили. Помните ржавую табличку на кладбище? Михаил Иванович говорил, что так неопознанные трупы хоронят. Наверное, теперь и Пятнистая Молчунья, и Синяя Толстуха, и все другие там лежат.
«А под дальней табличкой кто? – не без дрожи вспомнил Валерка. – Как раз оттуда чудище беловолосое появлялось».
Именно об этом он и хотел спросить Ефимыча, хотя, кажется, и сам знал ответ…
– А давайте пока иорданку поищем, – предложила Валентина.
– Ты что, собираешься без хозяина здесь рыться?! – возмутился Валерка.
– Может, так оно даже лучше будет, – рассудил Лёнечка. – Еще не известно, даст нам Ефимыч свою драгоценную иорданку или нет. А без него возьмем потихоньку, попользуемся – и потом так же потихоньку вернем. Он и не заметит ничего!
– А ты знаешь, где она лежит? – деловито спросила Валентина, и Валерка подумал, что эта парочка авантюристов очень подходит друг другу.
Ему не слишком-то хотелось копаться в чужих вещах и брать без спроса эту самую иорданку.
Но его возражений никто не слушал.
– Она вон там хранится, – показал Лёнечка на вешалку. – На дальнем гвозде. В самом низу.
Валерка только сейчас обратил внимание, что никакого шкафа в каморке нет, а вся одежда – и тулуп, и плащ-палатка, и ватные штаны, и меховые безрукавки, и какие-то более цивилизованные вещи – просто понавешана одна на другую на обшарпанной стенной вешалке или вообще на вбитых там и сям громадных гвоздях.
– Ну, я полез доставать, – сообщил Лёнечка – и в самом деле полез вперед, продираясь через горы стоптанных башмаков, резиновых сапог и валенок.
– Ефимыч этот ваш прямо Плюшкин, – пробормотал Валерка, наблюдая, как с вешалки падают шапки, шляпы и старые врачебные колпаки.
Валентина фыркнула – оценила юмор.
Лёнечка тоже фыркнул, но весьма неодобрительно: ему на голову как раз нахлобучился громоздкий капюшон от старого брезентового плаща.
Сам плащ, по непонятной прихоти хозяина, висел вообще в трех метрах от капюшона.
Наконец Лёнечка добрался до «дальнего крючка» и принялся шарить в ворохе навешанной на него одежды. Видимо, делал он это не слишком аккуратно, потому что все вещи вдруг свалились на пол, причем никакого ружья на крючке не обнаружилось.
– Наверное, Ефимыч его перевесил куда-нибудь, – сердито пробурчал Лёнечка.
Он поднял барахло, кое-как водрузил его на место и принялся обследовать соседние крючки, иногда чихая от застарелой пыли. Однако знаменитой иорданки не нашлось и там.
Валентина посмотрела-посмотрела на Лёнечку – и тоже подключилась к поискам, ворча:
– Да тут все пылью и мохом поросло, ужас!
Через несколько минут беспорядок в комнатушке достиг совершенно космических масштабов, и Валерка счел необходимым вмешаться:
– Слушайте, хватит тут шуровать! Когда ваш Ефимыч вернется, он нам не иорданку даст, а по шеям надает. Давайте вернем этот бардак в первозданное состояние и пойдем поищем хозяина. Пусть сам скажет, куда ружье убрал.
– Ладно, пошли, – сказала Валентина, – он, наверное, все-таки в морге. Наверное, убирается там. Он же такой чистюля, ты не представляешь, Валера!
Он и в самом деле не представлял, как понятие «чистюля» может сочетаться с горами старого хлама, но спорить не стал, чтобы не вдыхать лишней пыли.
Кое-как все развесили, расставили, растолкали по углам и вышли в коридор.
Чтобы попасть в морг, надо было спуститься еще ниже – в самый подвал.
– Странно, – пробормотал вдруг Валерка.
– Что? – спросил Лёнечка.
– Да странно, что одновременно и Марина Николаевна айсбайль убрала, и Ефимыч ружье перевесил, – задумчиво сказал Валерка. – Что это на них вдруг нашло?
– Странно, – согласилась Валентина. – Будто сговорились!
– Или будто кто-то нас опередил, – задумчиво сказал Валерка.
– В каком смысле? – насторожился Лёнечка. – То есть и айсбайль и ружье забрал кто-то вообще другой?! Кто-то чужой?!
– Откуда мне знать? – пожал плечами Валерка.
– А не знаешь, так и не болтай! – с неожиданной резкостью сказала Валентина. – Кто чужой мог узнать, что нам понадобится айсбайль или иорданка? Вы никому не говорили?
Лёнечка и Валерка покачали головами.
– Ну и я никому не говорила! – заявила Валентина.
«Тогда расскажи мне, что вы решили делать дальше?» — вдруг словно бы произнес совсем рядом женский голос.
Валерка оглянулся, но никого не обнаружил.
– Вы ничего сейчас не слышали? – спросил с тревогой.
– Да нет, – качнула головой Валентина.
– Я тоже не слышал, – сказал Лёнечка, берясь за ручку громоздкой металлической двери, к которой они как раз подошли.
«Мне показалось, что ли?» – подумал Валерка… и внезапно сообразил, что этот голос звучал в его памяти.
Это был голос из его сна!
Во сне его спросили: «Тогда расскажи мне, что вы решили делать дальше?» И он с готовностью рассказал…
Кому? Какой-то женщине…
О чем?! Сейчас он не мог вспомнить.
Маячил какой-то белый ужас, от которого его спасло появление Ганки, а больше он ничего не помнил.
Заспал!
Лёнечка тем временем справился наконец с тяжелой дверью, шагнул на порог – и замер.
Потом обернулся и сказал растерянно:
– А здесь нету никого.
Валентина глянула через его плечо:
– Ага, Ефимыча нету. И не убирались тут сто лет, все какой-то белой пылью покрыто. Со стен она осыпалась, что ли?
Валерка протиснулся между ними и оглядел просторное низкое помещение с кафельными стенами, освещенное яркими лампами, укрепленными под самым потолком. Несколько металлических столов было составлено в углу. Из крана в проржавелую раковину методично капала вода. Ужасно воняло какой-то больничной гадостью, и Валерка прикрыл нос ладонью.
