Первое время Ален боялся оставлять Тиберта с Гастоном наедине. Но Гастон не только не враждовал с Тибертом, а даже по собственной инициативе принял над ним шефство.
Их дружба выходила далеко за рамки взаимной терпимости и крепла с каждым днем. Они частенько спали в обнимку. А когда Ален наполнял кошачью мисочку кормом, Гастон терпеливо ожидал, пока насытится этот обжора, и только после этого доедал остатки пищи. Да и то скорее по той причине, что считал своим долгом вылизать миску дочиста.
Обычно возня животных умиляла Алена. Частенько он хватался за фотокамеру, чтобы подловить особенно уморительный момент их возни. Но только не сегодня.
Сегодня же он, даже не раздевшись, разложил на столе газету и перечитал статью от точки до точки. Газета поместила и фотографию с места событий. Даже если учесть, что газетные клише делают детали плохо различимыми, зрелище было жуткое.
Ален долго смотрел на фотографию, пытаясь избавиться от мрачного оцепенения. Затем без определенной цели вырвал из газетного листа фото и положил его в комод, где у него хранились фотографии, которые он по укоренившейся привычке не выбрасывал: а вдруг пригодятся для написания картин!
Работать сегодня Ален точно не мог. Мысли блуждали вокруг произошедшей трагедии. Прислушался к себе, попытался разобраться в своих чувствах. Торжества он не испытывал. Особой печали, впрочем, тоже. Не испытывал Ален и мистического страха, так как ему не приходило на ум, что это лишь первая сцена грядущей драмы.
Пока еще не приходило. Пока.
На трагедии у парижан короткая память, и спустя пару дней интерес к происшедшему начал угасать. Это естественно, ведь если бы человек переживал за всех погибших в такой же мере, как о самых близких, люди никогда не выходили бы из меланхоличного ступора.
Алена в связи со смертью Жожо волновал единственный вопрос: как ему вести себя с Одеттой. Именно сейчас, оправдывался он перед самим собой, больше, чем когда бы то ни было, я должен ринуться ей на помощь.
Оди сама подсказала ответ, едва увидела Алена: она бросилась к нему в объятия и разрыдалась. Ей хотелось бесконечно говорить об умершем, о его такой бессмысленной смерти, о своих чувствах. Оди готова была проводить долгие часы в воспоминаниях. И даже когда она молчала, мысленно обращаясь в прошлое, Ален был подле нее.
Одним словом, при мертвом Жожо он продолжал играть ту же роль, что и при живом.
Но Ален с этим безропотно мирился. Тем более, что Оди сейчас осталась совсем одна – Жюли разорвала с кафе ангажемент, съехала в роскошную снятую для нее квартиру и якобы всерьез собиралась с князем покинуть Париж. С Оди она не всегда удосуживалась поздороваться, не то что утешить.
Но… «Кто в беде покинул друга, сам узнает горечь бед
[19]». И для Жюли настанет день, когда ее так тщательно взлелеянный в мечтах мирок рухнет, похоронив ее под обломками.
Жизнь в кафе вошла в нормальную колею. Ален продолжал заниматься фотографией – и у него уже скопилось порядочное количество очень удачных кадров. Ему даже предложили сделать несколько снимков для выставки фотографий «Париж», только он сомневался в своих силах. На что владелец кафе, не забывая о собственной выгоде, предложил Алену для пробы выставить небольшую коллекцию прямо в его здании.
На место Жожо хозяин переманил талантливого паренька из третьеразрядного кабаре. Эйра Пайн продолжал все также держать в напряжении зрителей. Жюли в программе заменили жонглером. Оди после небольшого перерыва возобновила свои выступления. Казалось, ничто не предвещало никакой драмы.
Как-то в кафе после небольшого перерыва зашла Полин. Зашла – и не садилась за свой столик, а явно искала кого-то глазами. Увидев Алена, с улыбкой направилась прямо к нему.
Что-то в ней неуловимо изменилось. Исчезла обычная обреченность, быть может. Взгляд стал открытый, уверенный.
– Вы перестали бывать у нас. Мне жаль, – искренне признался Ален. Ему в самом деле не хватало Полин. Она, пожалуй, была единственной женщиной, с которой он мог откровенно поговорить. Полин в ответ улыбнулась ему открытой доброжелательной улыбкой:
– А жалеть меня не надо. Я в Париже пробуду до тепла – и уеду с дочкой в деревню. Там мне старенькая тетушка оставила свой дом и наследство. Наследство крошечное, но нам с дочкой хватит. Так что у нас все хорошо. А зашла я, чтобы пожелать Вам счастья и успеха. Поверьте! Вы необыкновенный фотограф!
Полин была одна из немногих знакомых, веривших в талант Алена. Не исключено, что именно в этот момент Ален принял окончательное решение всерьез готовиться к фотовыставке.
2
В кафе ворвалась Жюли и налетела на Алена:
– Грязный ублюдок, мерзкий извращенец, похотливый урод! – Жюли набросилась на Алена как фурия. – Это все ты! Из-за тебя моя жизнь разбита! Ненавижу! Ненавижу!!!
– Да что случилось? – Ален едва сумел вставить вопрос в нескончаемый поток брани из уст Жюли.
– Что случилось?! – Жюли выхватила из сумочки свою фотографию и принялась с остервенением ее топтать. Это была та самая фотография.
– Помилуй Бог, Жюли! – Ален опешил от удивления и обиды. – Ты же сама меня упрашивала сфотографировать тебя… М-м-м. Именно в таком виде!
Но воззвать к памяти Жюли было невозможно. Она просто бесновалась в бессильном отчаянии.
И было от чего: ее обожаемый князь случайно нашел фото обнаженной Жюли и объявил ей об отставке. Он холодно высказался, что на роль собственной жены ему нужна девушка чистая, непогрешимая, домовитая, а не модель для «французских почтовых открыток»
[20]. Правда, он выплатил Жюли приличную сумму отступных. И прекратил оплачивать ее счета.
Вряд ли кто-то сможет утверждать наверняка, что это была единственная причина, по которой князь передумал брать в жены Жюли. Возможно, после более близкого знакомства князь понял, что в пылу влюбленности несколько переоценил достоинства своей избранницы. Или Жюли не смогла до конца сыграть роль пресной скромницы. А играть не свою роль так же тяжело, как постоянно стоять на цыпочках с целью казаться повыше.
Жюли убежала из кафе, с треском хлопнув входной дверью.
Больше ее в кафе никто никогда не видел.
Никогда не видел. Никогда.
Как-то Ален, придя в кафе, заметил нездоровое оживление. Посетителей было немного больше, чем обычно; говорили они немного громче, чем обычно; с большим, чем обычно, нетерпением выхватывали из рук друг друга газетный лист.
Когда Алену удалось через чужое плечо глянуть на страницу «Парижского вечера», вызвавшую такой ажиотаж, он с изумлением увидел фотографию Жюли. Она лежала на тротуаре, позой напоминая безмятежно спящую девушку. Но спала Жюли вечным сном. Причиной скоропостижной смерти стал цветочный горшок, свалившийся с подоконника верхнего этажа от неловкого движения поденщицы. Нелепая бессмысленная смерть.
