Можно приглядеть за Лялькой. Она еще спит, когда Машка возвращается.
Надо приготовить еду для Мули, по утрам ее выгуливает папа, изредка мама, надо приготовить обед для семьи и проследить, чтоб Лялька поела. Она забывает. Одевается и уходит.
И Машка уходит.
Устала она от такой ненормальной жизни. Если бы не больное сердце отца, не эгоизм матери и не наркотики сестры, Машка была бы счастлива. И не бросишь, не уедешь.
Агапова жалко. Отдал бы, что у него просят и не пострадал бы. Смешной он, замуж предлагал.
Муля сделала все дела, порезвилась, можно отвести домой и бежать. Часа два есть в запасе.
Машка перешла проспект, завернула в первый двор от арки и поднялась на четвертый этаж. Дверь она открыла своим ключом. Эта квартира разительно отличалась от родительской. В комнатах было почти пусто, на полах не было ковров, обои на стенах выцвели. В кухне, куда первым делом заглянула Машка, стояли старый холодильник, стол и буфет. На окне висели старенькие тюлевые занавески, стояли на подоконнике цветы и было очень чисто.
— Машенька, это ты?
— Я, тетя Варя. Как он?
— Ты иди, сама у него спроси, он ждет тебя.
Спиной к двери, перед окном сидел парень, печатая одной рукой на машинке. Вторая рука висела вдоль тела.
Девушка на цыпочках подкралась к парню, осторожно. Парень обернулся.
— Машенька, опять крадешься, негодница! До инфаркта меня доведешь. У меня две потрясающие новости, нет, три. Иди ко мне.
Парень отъехал от стола, крутанулся в кресле, подставляя длинные колени, на которые немедленно запрыгнула Машка и прижалась к нему, обнимая за плечи.
— Я горю от нетерпения. Говори, говори, говори.
— Первое, сегодня я пошевелил пальцами.
— Покажи, — закричала Машка, схватила его безжизненную руку, и поцеловала. — Показывай скорее, Антон!
Антон напрягся, над губой выступил пот и пальцы слабо шевельнулись. Машка от души расцеловала его, словно он получил Нобелевскую премию.
Она спрыгнула с коленей, закружилась, в пустой комнате, радостно вскрикивая:
— Я же говорила, я говорила, что массаж поможет, я говорила, рука оживет.
Машка скакнула к Антону, схватила его за плечи и суровым голосом спросила:
— Я говорила тебе?
— Да, да, мое солнце! Говорила! Я, упрямый осел, не верил.
— То-то! Будешь и дальше меня слушаться? Я точно знаю, что надо!
— Угомонись, дай мне тебе рассказать! Сегодня позвонили из редакции, берут оба моих рассказа, представляешь? Гонорар обещали по почте переслать, я так попросил, как ты советовала, они согласились. Живем, Машка. Живем.
— Как я рада, слов нет. Надо по этому поводу пир устроить. Я сейчас в магазин сгоняю, всякую вкуснотищу принесу.
— Подожди, успеется. Третье, от издательства пришло письмо, можешь сама почитать.
— Лучше ты перескажи.
— Они согласны платить за переводы любовных романов. Но тут я без тебя не справлюсь, ты должна подкидывать мне сюжеты.
— Это ерунда, хоть сейчас. Он — богатый и красивый, поймал у себя в офисе воришку, девушка красива, но бедна. Он везет ее в полицию, но передумал и предлагает выйти замуж.
— Здорово. Она соглашается?
— У тебя голова для чего? Волосы носить?
— А еще я ею ем.
Они захохотали.
— Ты сегодня у меня долго пробудешь?
— Часа два.
— Замечательно. Что я без тебя делал бы, Машенька?
В охрипшем голосе Антона, Машка услышала страх.
— Главное, когда ты станешь богатым и знаменитым, не забудь меня. Загордишься, заведешь себе длинноногую любовницу, а мне даже автограф не дашь.
— Я женюсь на тебе, когда начнет работать рука, и я смогу сделать пластическую операцию. Придется тебе подождать.
— Антон, я тебе не верю. Ты обязательно обманешь меня.
— Ты что, глупенькая, я же только тебя люблю.
— Да, пока ты со шрамом, на улицу не выходишь, стесняешься, а когда сделаешь пластику, я тебе не нужна стану.
— Как мне доказать, что я тебя люблю? — мрачно спросил Антон. Машка еще ни разу ему не говорила таких слов.
— Женись на мне. Просто женись и все.
— Ты понимаешь, что говоришь? Как я пойду в загс с такой физиономией? Люди в обморок упадут.
— Вот видишь, — устало сказала Машка, — люди для тебя главнее, чем я.
— Машка, ты меня мучаешь! Если б я решился, если б я мог, то прямо сейчас бы расписался с тобой.
— Дело только в людях? А если я все организую и нас поженят здесь, на дому, ты возьмешь меня замуж?
Антон рассмеялся.
— Возьму, не сомневайся.
— Тогда жди, будь готов дать слово.
— Стой, ты куда?
— Организовывать нашу свадьбу.
Машка выскочила в коридор, забежала к матери Антона, минут десять они шептались, потом ушла.
Антон поднялся из кресла, прошел в ванну, где сохранилось единственное зеркало, и посмотрел на себя. Шрам тянулся наискосок через лоб, левый глаз, отчего веко не поднималось, к уху. Шрам был безобразный, сшит через край.
Антон не выдержал и отвернулся. Машка сбрендила, а он тем более. Он понимал, верил, знал, что Машка его любит, но когда смотрел на себя, начинал сомневаться.
Варваре Евгеньевне помогали перевезти Антона домой служащие из госпиталя, уложили на кровать, сказали, что он еще счастливо отделался, несколько ребят погибли. Он служил в Забайкальском крае. Взрыв на складе боеприпасов принес горе не только в его семью. Мучительная боль, ночные кошмары не оставляли Антона долгое время. Варвара Евгеньевна бросила работу, продавала из квартиры все, что было, не отходила от сына. Она боялась, что он покончит с собой.
Машку она встретила в булочной. Девушка едва узнала тетю Варю, та подурнела, постарела и исхудала. Машка пристала с расспросами, выяснила, что Антон дома третий месяц, что сын в депрессии.
Антон не желал никого видеть. Машка выпроводила тетю Варю на улицу, зашла к нему в комнату и отлупила его полотенцем. Она кричала, что он издевается над матерью, что растоптал Машкины чувства, что он моральный урод, что этот шрам просто вылез наружу, потому, что его душа стала уродливой. Машка так бесновалась, что Антон испугался за ее рассудок. Он попытался оправдаться. Он говорил, что не знал о Машкиных чувствах, он извинялся. Он целовал ее, он занялся с ней любовью.
Машка рассказывала, как она была в него влюблена, как она плакала, что он раньше нее заканчивал школу. Потом плакала, когда видела его с подружками, потом, когда его забрали в армию. Она бегала к тете Варе, узнавала о нем и ждала. Она решила, что как только он вернется, она вскружит ему голову, теперь-то она не была школьницей. Машка целовала его шрамы и плакала.
