— Да-да, именно это. И время повторить сможете, когда всё произошло?
— Смогу. Я же сказала — в начале четвёртого.
Почтенная дама, довольная, что нашла слушателей, ещё минут двадцать ругала местных роллеров, которые мешали ей гулять. Потом продиктовала номер своего телефона и пошла дальше. Пока она шагала по дорожке, мимо неё проехал только один подросток, да и тот — на приличном расстоянии.
— И с чего она на ребят взъелась, не пойму? — сказала Людмила, наблюдая, как ловко парнишка сманеврировал, объезжая крупногабаритную прохожую. — По-моему, они совсем не мешают. И потом, можно гулять ближе к фонтанам, там роллеров меньше.
— Просто бабке жизнь не мила, вот и ищет, на ком сорваться. Домашних, небось, тоже запилила. Терпеть не могу этих склочных старух со злыми глазами.
— Что, с тёщей не повезло? — пошутила Людмила и тут же прикусила язык. О больном ведь напомнила, о семье!
— Тёщи у меня не было, — Игорь остался спокойным. — У нас воспитательница такая была в интернате, Раиса Захаровна. Вечно всем и всеми недовольная. По-моему, единственное, что она делала от всей души — ненавидела нас.
— Несчастная женщина, — посочувствовала Людмила. — Представляю, какой это ад — жить в мире, который ненавидишь.
— А ты? — странно посмотрел на неё Игорь.
— Что — я?
— Ты любишь мир, в котором живёшь?
— До недавнего времени любила, а сейчас — не пойму, — задумалась она.
— Ладно, давай завязывать с философией. Поехали, а то мне к четырём на заказ нужно съездить.
Однако «завязать» у Людмилы сразу не получилось. Вопросы Игоря всколыхнули некий слой, и теперь она вглядывалась в него, пытаясь осознать, что же изменилось в мире и в ней самой, раз она не может сказать честно «люблю». И поняла, что не просто изменилось — продолжает меняться, что в глубинах её представлений о мире идут какие-то основательные подвижки, сравнимые с движением материков. И какой получится новая карта, она не понимала. Мысль позвонить мужу показалась спасительной — надо ведь узнать, когда вернётся и предупредить, что живёт на даче у знакомых. Спозаранку она ему уже звонила, но звонки терялись где-то в бесконечности, как будто Аркадий либо забыл телефон, либо не хотел брать трубку. На этот раз он ответил почти сразу.
— Алло.
— Ты когда в Москву возвращаешься?
— Послезавтра. А что, что-то случилось?
— Да так, я ногу подвернула. Пока тебя нет, я на даче у знакомых поживу, ладно?
— У каких знакомых? — спросил муж после паузы.
— Ты их не знаешь, Нстёнины дальние родственники, — сказала Людмила, отметив мимолётно, что она, кажется, научилась врать мужу.
— Ну, давай, шляйся по чужим людям, если дома не сидится, — разрешил тот. — Приеду — позвоню.
Людмила посидела, переваривая разговор и чувствуя, что передвижения материков усилились. Обычный разговор, в обычном для Аркадия тоне. От чего же осадок в душе?
Её самокопания прекратились, как только они приехали на Луговую. Солнце, зелень, визг детей, затеявших брызгать друг в друга струйками из пластиковых бутылок. Нет, с миром всё было в порядке. И с её местом в нём — тоже. Сейчас она сядет, сведёт воедино все куски сценария, потом отдаст его Княгине. Потом у неё заживёт нога, она будет по-прежнему ходить на работу, между делом отметит свой день рождения, как обычно, не афишируя и не ожидая подарков, потом возьмёт отпуск и поедет к Соньке. Если дела у Аркадия пойдут нормально, вполне возможно, что он даст им денег, и они с Сонькой смогут пожить у моря в каком-нибудь пансионате. А не подкинет — съездят дикарями на недельку, выкрутятся как-нибудь.
Приведя в порядок собственные мысли и ощущения, Людмила похромала устраиваться за столом, где Игорь уже устанавливал ноутбук.
* * *
«Странная женщина, странная» — песня всплыла из памяти и крутилась в голове всю дорогу к заказчику. Ехать было недалеко — в Отрадное, где Игорю предстояло оценить, во сколько встанет замена электропроводки в трёхкомнатной квартире.
Странная женщина — это про Людмилу. Она притягивала его всё сильнее и сильнее. И сексуальности в этом притяжении было — всего ничего. Странная особа. Наверное, про таких в книгах у классиков написано — блаженная. Она и ассоциировалась у него с какой-нибудь тургеневской героиней каким-то своим несовременным отношением к жизни. Какой то своей покорностью судьбе. Хотя нет, и это неправильно. Игорь подумал, перебирая определения, и нашёл. Это не покорность, а, скорее, доверие судьбе и обстоятельствам. «Жизнь она любит… Я люблю тебя, жизнь, ну а ты меня снова и снова! Муж — хамло последнее, бросил бабу пропадать, дела ему до неё нет. На работе, судя по всему, её номер шестнадцатый — сами по заграницам катаются, а эту на подхвате держат. Другая бы на её месте либо на хрен всех послала… Хотя эта не пошлёт, не тот характер… Ну, тогда слезьми бы изошла по случаю своей не удавшейся жизни. А после вчерашних-позавчерашних событий — и вовсе бы неделю валялась в истерике. А эта — в полном порядке. Сидит, работает. И смотрит так, как будто знает, в чём смысл жизни».
То, что Людмила знает, в чём смысл жизни, его цепляло. Лично он смысл потерял, когда от него ушла Вика. Хотя нет, он его потерял ещё раньше, когда она к нему пришла. Смыслом его жизни стало доказать ей, что он достоин такой женщины. Не доказал, ушла, и он рассыпался в бессмысленную труху, в которой пробыл больше года.
Игорь до сих пор не смог бы ответить себе на вопрос, что сильнее его ранило: то, что Петрысик прибрал к рукам его фирму, или то, что Виктория предпочла ему Петрысика. Когда рана перестала кровоточить, и он смог думать на эту тему, Игорь понял: признаки того, что его водят за нос, появились примерно за полгода до окончательного краха. Петрысик начал заключать какие-то левые договоры, не согласуя сделки с Игорем. А когда они всплывали, отговаривался тем, что надо было срочно решать вопрос, и что если Игорь не доверяет его профессионализму, он может уволиться. Игорь доверял. И однажды согласился на рискованную операцию. Некие турки оптом продавали за бесценок крупную партию итальянской сантехники. Но даже при бесценке опт был настолько значительным, что свободных активов его компании не хватало. И заначек не было — он только что достроил дом на Истре, куда вбухал все свободные деньги. Петрысик предложил взять быстрый кредит у серьёзных людей. Если деньги вернуть за пару недель, проценты будут плёвыми, а прибыль от продаж — просто шоколадной! От сделки пованивало — серьёзные ребята смахивали на бандитов. Но сантехника — Петрысик привёз Захарова на склад и показывал образцы — была самого высшего качества. Можно было только на опте накинуть четыре цены, при их сети сбыта кредит с процентами вполне можно было вернуть через две недели.
Игорь согласился, взял деньги, тридцать тысяч долларов, перечислил туркам. И вместо «шоколадной» сделки получил кукиш — ребята растворились вместе с товаром. Месяц он лихорадочно распродавал остатки своего товара, собирая деньги на возврат кредита. Но в его жизни будто чёрная полоса наступила. Компании, бравшие сантехнику на реализацию, задерживали выплаты. И за месяц Игорь смог погасить только сумму долга. А проценты, ещё тридцатник, он не собрал. «Братки» включили счётчик, и Игорь понял, что попал — отдавать ежемесячно по тридцать тысяч долларов он просто не сможет. Физически. Он потрепыхался ещё месяц, увязая всё глубже, и тогда Петрысик предложил продать компанию. Мол, есть покупатель, возьмет, не глядя, за полтинник. Игорь сдался, попросил семьдесят тысяч долларов и отдал деньги кредиторам.
