— Мамочка, какая ты стала красивая! Ты волосы покрасила, да? И постриглась, да? А дядя Игорь говорил, ты ещё не скоро, а ты выходишь! — тараторила счастливая Сонька, ведя за собою не менее счастливую мать.
— А я первая контроль проскользнула и по «зелёному коридору» прошла! У меня же вещей почти нет! Здравствуй! — она потянулась к нему, как для поцелуя, потом глянула на дочь и остановила движение — просто протянула руку.
— Привет! — Он всё-таки чмокнул её в щёку, хотя всё внутри застыло: вот оно. Она встретила его, как чужого.
— Такси? — подскочил к ним, поигрывая ключами, один из таксистов.
— До Новых Черёмушек сколько возьмёшь? — спросил Игорь.
— Ну, командир, на паре штук, думаю, сойдёмся…
— Две тысячи рублей? Дорого.
— Ну, давай, скину пару сотен…
— Ладно, хорошо, мы едем, — вмешалась Людмила, и Игорь опять внутренне вздрогнул. Другая женщина — уверенная в себе, решительная. — Пойдёмте скорее!
— Что с Лидушей? — спросила она уже в такси.
— Шизофрения. Её в больницу положили, лечат. Историю с Аркадием предлагают списать на несчастный случай. Хотя, сказали, если ближайшие родственники захотят возбудить уголовное дело…
— Я не захочу. Когда церемония?
— В четыре. Варвара и сослуживцы Аркадия приедут сразу в крематорий. Катафалк с телом привезут домой к половине третьего.
Людмила сидела вместе с дочерью на заднем сидении, Игорь ехал впереди, рядом с водителем, поэтому отвечать ему приходилось, ловя её глаза в зеркале, и от этого ощущение отчуждения только усиливалось.
— Умер кто? — не выдержал таксист.
— Папа мой умер, — сообщила Сонька. — Сегодня мы его будем сжигать.
— Кремировать, — поправила мать, чуть темнея лицом. Дочкина беспечность её задела.
— А! — глянул на них в зеркальце таксист, тоже оторопевший от лёгкости интонаций.
Игорь хмыкнул и отвернулся к окну. Он сам, встречая на вокзале вместе с Варварой и её другом мать и дочь Людмилы, весь извёлся, думая, как они приняли новости, особенно девочка. Известия-то не шуточные: папа помер, мама уехала за миллионным наследством. Ладно, мать — та, судя по всему, зятя всегда недолюбливала. А вот Соньке он, хоть и гад, отец ведь родной. Но Варвара умудрилась как-то так поговорить с племянницей — Игорь не слышал разговора — что та теперь ходила спокойная, хоть и задумчивая, и, судя по всему, легко приняла смерть отца.
— От чего умер-то? — не мог уняться таксист.
— Сердце жары не выдержало, — резко ответила Людмила, давая понять, что его вопросы неуместны.
— А тётя Варя сказала, что папа закончил все свои дела в этом воплощении, и бог забрал его, чтобы в следующей реинкарнации ему не пришлось исправлять плохую карму! — пояснила Сонька. Таксист хрюкнул и больше не проронил ни слова до самого дома.
Дома их встречала заждавшаяся дочь Галина Андреевна.
— Здравствуй, Людочка! Какая ты у нас… парижанка! — сказала она и вдруг заплакала у неё на плече.
— Как же всё получилось, доча, как всё нелепо вышло! Кто мог знать, что тётисонино наследство так вот нашу семью настигнет!
— Тихо, мамочка, тихо, всё нормально, всё обошлось, — успокаивала Людмила мать, делая Игорю глазами знак, чтобы увёл Соньку.
— Люда, ты не против, если мы с Соней твой чемодан распотрошим? — понял её Игорь.
— Потрошите, только в другой комнате, хорошо? Мам, ну успокойся. Всё ведь закончилось. Понимаешь, всё!
— Понимаю, доча, всё понимаю. — Галина Андреевна тяжело опустилась на кровать. — Не надо было тогда отцу заставлять Аркадия на тебе жениться. Понятно было, что вы не пара. Но стыдно нам было — обесчестил девку, что соседи скажут. А оно, видишь как. Да отмахнулись бы мы от тех соседей, если б знали, как тебе с этим иродом жить придётся, и что он в конце концов удумает тебя со свету сжить!
— Мама, я прошу тебя, не надо! — Людмила села рядом и обняла мать за плечи. — Я не хочу, чтобы Сонька услышала эти наши разговоры и начала ненавидеть отца. Он умер, понимаешь? А о мёртвом либо хорошо, либо никак.
— Правильно, бог не Микитка, видит, где хлипко, — согласилась мать. — Чего уж я, он своё получил. А то, что без могилы останется, это правильно. Не знаю, кто захотел бы к этому ироду на могилу ходить!
— Ну почему без могилы, мы урну с прахом к его маме в могилку зароем, Вареньке так будет удобнее.
Мать хотела что-то ещё сказать, и не успела — в их комнату ворвалась радостная Сонька, державшая в руках ботинки на роликах.
— Мама, это мне?
— Тебе, Сонюшка, тебе. Там ещё, посмотри, наколенники есть и налокотники, или как их там называют.
— Мамочка, спасибо! — дочь бросила коньки на пол и кинулась с поцелуями. — Ура, теперь у меня есть ролики!
— Соня, кажется, ты из-за них растеряла последние шарики, — строго сказала бабушка. — У тебя папа умер, сейчас машина приедет нас на похороны отвозить, а ты скачешь по квартире, как на празднике.
— А мне тётя Варя сказала, что если к смерти относится как к празднику, то тому, кто умер, легче будет этот мир оставить и на небо улететь! — сообщила Сонька, тем не менее, успокаиваясь. — В Мексике, например, индейцы с песнями и танцами своих покойников хоронят!
— Соня, давай без танцев обойдёмся, мы всё-таки не в Мексике. Надень что-нибудь строгое, — попросила Людмила, и дочка ушла одеваться, а мать сказала.
— Охо-хо, на небо… Кто-то, может и на небо, а этот… Ладно, молчу, — перехватила они Людмилин взгляд. — Хотя так ему, поганцу, и надо, чтобы на его могиле танцевали!
Людмила вздохнула — мать не переубедишь — и пошла менять светлый льняной костюм на что-нибудь более подходящее к погребальной церемонии.
В катафалке до крематория в Митино они ехали больше часа. Сидели по стенкам фургона на скамеечке вчетвером — мать, Людмила, Сонька и Игорь — и смотрели в лицо Аркадия, покойно лежавшего в чёрном, обшитом сатином гробу. Чуть в стороне от них сидел служащий из агентства и придавал картине должную печальную торжественность, выражая скорбь всей своей одетой в чёрное фигурой, от узких носов чёрных туфель до унылого острого носа на постном лице. Скорбел только он, но и остальных близость покойника утихомирила. Даже мать перестала злиться и спокойно смотрела в лицо бывшего зятя, и после смерти остававшееся холёным и породистым.
Людмила тоже смотрела в лицо мужа, обрамлённое белыми калами и красными гвоздиками — в агентстве явно работали люди со вкусом и подобрали цветы в бело-красной гамме, не допустив не единого пёстрого лепестка. Бог ведает, как же она была обижена на этого человека! Сколько слов она проговорила, прокрутила в неспокойном уме, пока летела из Москвы в Париж! Как себя корила за глупость, слепоту и уступчивость! А потом Париж её вылечил. Вернее, вылечила новая, незнакомая, неожиданная жизнь — тётушкин особняк с вышколенной прислугой и престарелым, говорящим на старомодном русском языке мажордомом. Торжественно оглашённое завещание и поздравление от тоже говорящего по-русски, но со смешным акцентом, адвоката. Этот адвокат и встречал её в аэропорту, получив факс от отрабатывавшей будущий спонсорский взнос Княгини. В Париже как-то незаметно прошёл её день рождения. Она только ночью, засыпая, и вспомнила, что сегодня был день её рождения.
