После визита к его матери их отношения изменились. Слово «семья» больше не произносилось, но Елена постоянно возвращалась к нему.
Как мог ее отец так поступить с Альфредо и с Габриелем, своим крестником? Почему он не встал на их защиту? Конечно, он не был участником их преступления, но ведь преданность – не пустой звук. Семейная верность занимала центральное место в мировоззрении ее отца, а Мантенья считались его семьей. Доказательства этого Елена видела своими собственными глазами на старых фотографиях в альбоме Сильвии.
Почему отец скрывал, что их семьи связывала такая тесная дружба?
Она пила кофе на балконе, когда Габриель вернулся домой.
– Доброе утро, дорогая, – улыбнулся он и наклонился, чтобы поцеловать ее. – Ты сегодня рано проснулась.
– Не так рано, как ты. – Елена повернулась к нему щекой, чтобы он не мог поцеловать ее в губы.
За десять дней с момента их брака ее отказ целоваться с ним стал негласным правилом. Она разрешала коснуться своих губ только в присутствии других людей.
Поцелуи – единственное, что она могла держать под контролем. Габриель ни разу не возмутился, но Елена понимала, что это задевает его за живое.
Он не шутил, когда говорил, что перелет во Флоренцию будет прекрасной возможностью узнать друг друга поближе. Полчаса спустя после взлета они закрылись в спальне его частного самолета, и с упоением занимались любовью.
С каждым его прикосновением и поцелуем, ее уносило на такие вершины блаженства, что она прилагала немало усилий, чтобы реагировать на его ласки как можно сдержаннее.
В этот так называемый свадебный месяц они проводили вместе почти каждую минуту. Первая половина дня отводилась для работы, а потом они отправлялись гулять по городу или катались на машине по тосканским холмам, ходили по музеям и картинным галереям, посещали виноградники и ели в различных ресторанах и кафе. Елена никогда раньше не проводила время таким образом. Для ее отца культурными развлечениями были телевизор и ночные забеги борзых.
И хотя они с Габриелем часто спорили о том, что считать великими произведениями искусства, их взгляды во многом совпадали. Арчимбольдо был не единственным художником, творчеством которого они восхищались.
По правде говоря, Елене нравилось общество Габриеля. Если они в чем-то не соглашались друг с другом, их споры всегда были очень оживленными. Несмотря на присущие ему саркастичность и заносчивость, он выслушивал ее без того насмешливого взгляда, которым всегда одаривали ее братья.
Елена никогда бы не подумала, что можно проводить столько времени в постели, как это делали они. Только малая часть его уходила на сон.
Габриель был просто ненасытным, и хотя она не могла доставить ему удовольствие своим признанием, но ее страсть была такой же всепоглощающей.
Единственное, чего она не позволяла Габриелю, оставаясь с ним наедине, – это целовать ее в губы. Это было бы настоящим предательством по отношению к ее семье. Ей часто приходилось напоминать себе, что она с ним не ради собственного удовольствия, а для того, чтобы спасти от тюрьмы отца и братьев. Габриель был ее врагом, и она не позволяла себе забывать об этом, несмотря на то что наслаждалась его обществом и каждый вечер втайне ждала, когда они снова окажутся в спальне.
– Ты ходил на пробежку?
– Ага.
– Когда я приезжаю домой в Рим, я тоже занимаюсь бегом.
– Буду рад, если ты присоединишься ко мне. Не беспокойся, я сбавлю скорость, чтобы ты не отставала.
– Ты думаешь, я буду отставать?
– Ты ниже меня ростом чуть ли не вполовину, – весело заметил Габриель, – и я бегаю каждый день. Поэтому, как ни крути, у меня больше выдержки.
– Побежим завтра утром, – приняла вызов Елена. – В котором часу ты выходишь из дому?
– Обычно, как только проснусь, но я с радостью подожду, пока ты встанешь.
– Нет, не надо ждать, буди меня сразу же.
– Я подниму тебя с превеликим удовольствием, – хищно улыбнулся он.
Габриель в точности знал, что сказать Елене, чтобы она пошла с ним на пробежку. Из того, что она рассказывала о своем детстве, он понял, что между ней и братьями шла жесткая конкуренция. Скажи ей, что она не сможет сделать что-то только потому, что она женщина, и она приложит в два раза больше усилий, чтобы доказать твою неправоту.
Эта черта ее характера приводила Габриеля в восторг.
Он разбудил ее в пять утра, зная, что если будет ждать дольше, то они упустят сонную тишину утренней красавицы Флоренции.
Елена зевнула и, молча надев шорты и футболку, вышла вслед за Габриелем на улицу.
Они бежали какое-то время, когда она наконец окончательно проснулась, и то и дело поглядывала на небо, чтобы полюбоваться первыми солнечными лучами.
– Кажется, ты не из тех, кто любит просыпаться на рассвете?
– Не в пять утра. Ты бегал каждое утро с тех пор, как мы приехали сюда?
– Говорю же тебе, я бегаю каждое утро.
– Значит, ты идешь на пробежку, потом возвращаешься домой и принимаешь душ. И все это до того, как я просыпаюсь?
– Ага.
Елена буркнула что-то очень похожее на ругательство.
– Ты мазохист?
Габриель громко захохотал.
– В тюрьме день начинается очень рано. Я провел два года, поднимаясь в четыре утра, потому что в половине пятого начиналась проверка камер. Это вошло в привычку.
– Какое-то варварство, – пожала плечами Елена.
– Ко всему привыкаешь. Свет выключали в половине одиннадцатого, поэтому у меня хватало времени выспаться.
– Как ты справился? – после продолжительной паузы спросила она.
– Ты о тюрьме?
Она кивнула.
– Мне повезло, что мои адвокаты смогли добиться того, чтобы меня не отправили в тюрьму усиленного режима. Не буду врать. Когда я шагнул за порог камеры, меня тошнило от страха перед неизвестностью… но потом я привык, и все стало каким-то… нормальным. Но ты спросила, что помогло мне выжить там?
Елена не ответила. Она наверняка знала, что он собирался сказать.
– Я жил жаждой мести твоему отцу. Но давай не будем портить это чудесное утро неприятными разговорами, ведь мы никогда не придем к согласию в этом вопросе, – добавил он, вдруг почувствовав себя неуютно за то, что нарушил мир, который воцарился между ними. – Как тебе такой темп? Может, хочешь бежать медленнее? Или быстрее? Или оставляем все, как есть?
В ответ она прибавила скорости и вырвалась вперед. Ее собранные в хвост волосы развевались на бегу, а упругие ягодицы красиво покачивались.
Габриель рассмеялся и бросился вдогонку.
– Как-нибудь нам нужно устроить гонки.
