– Que?
– Целоваться. – Не хватало еще, чтобы он решил, что она к нему что-то чувствует. – Оказалось даже лучше, чем я ожидала.
Он удивленно моргнул.
Клаудиа улыбнулась.
– Это был твой первый поцелуй?
– Да. – Ему явно потребовалось несколько секунд, чтобы осознать услышанное. – И как, я все правильно сделала? Хочу знать на будущее.
Лукас как-то сдавленно кашлянул.
– Si, – выдохнул он слабо. Слишком слабо на ее вкус.
Что ж, похоже, он всего лишь решил изобразить из себя джентльмена. Вот только она никогда не переносила жалости.
Она машинально потерла губы. Что же не так? Слишком слабо отвечала? Или, наоборот, слишком сильно? Слишком много языка? Недостаточно широко открывала рот? Для нее все было просто волшебно, но…
Черт, он же снова разглядывает ее губы.
Клаудиа резко отдернула руку.
– И как, было все так, как ты и надеялась?
Улыбнувшись, она попыталась разрядить обстановку:
– Неплохо. И совсем не похоже на заварной крем.
Глава 6
Никогда не целовалась.
Устроившись в комфортабельном салоне частного самолета, Лукас глотнул кофе, стараясь смыть с губ вкус Клаудии. Поставив чашку на стол, он взглянул на наконец-то устроившуюся в кресле принцессу.
Она с головой ушла в работу, а Лукас задумчиво наблюдал, как она поправляет очки и что-то царапает в блокноте.
«И как, я все правильно сделала?»
Лукас потер лицо руками. Первый поцелуй, в который она вложила всю душу, не оставил и камня на камне от его хваленого самообладания.
О чем он только думал, поцеловав ее? Наверное, он просто не думал. А если и думал, то явно не той головой. Всего одно прикосновение, и он полностью лишился контроля. А ведь ему вообще нельзя было к ней и пальцем прикасаться.
Вот только стоило ему взглянуть в полные боли глаза, и он не выдержал.
И даже решил, что она, так же как и он сам, полностью растворилась в том поцелуе. Только не дав потешить свое эго, она быстро растоптала эту иллюзию. Нет, нет и нет! Она всего лишь захотела попробовать! Madre de Dios, и кто же он для нее? Всего лишь очередной эксперимент? И для нее все было всего лишь «неплохо»! Тогда как сам успел свалиться в глубочайшую в мире пропасть и воспарить на небеса!
И если она сумела сотворить с ним такое лишь одним поцелуем, то на что она способна, скинув одежду? Лукас всегда весьма спокойно реагировал на женщин и четко себя контролировал, но, только представив, как вонзится в ее прекрасное тело, разом почувствовал возбуждение.
Подавив стон, Лукас оторвался от роскошных форм. Даже если забыть, что она его текущее задание, он все равно раз и навсегда твердо решил ничем себя не ограничивать и не создавать в жизни лишних сложностей. И менять свою точку зрения не собирался. А вступать в отношения и отдаваться на волю чувств – это все равно что добровольно напрашиваться на пулю убийцы. Чувства несут в себе слабость. Поэтому Лукас давно сосредоточился на работе и изо всех сил боролся за основополагающие понятия своей жизни – за справедливость, честь и долг – единственным известным ему способом. С пустотой в груди.
А Клаудиа, как и любая другая женщина, заслуживает гораздо больше, чем пустую оболочку.
Задумавшись, он механически поглощал обед, пока Клаудиа вдруг не вернула его к реальности, с размаху бросив перед ним журнал.
– Что это? – вопросила она, упершись руками о стол, пока Лукас старательно отводил глаза от треугольного выреза ее рубашки.
– Журнал. – Напрягшийся член болезненно уперся в ширинку.
– И за все это время ты так и не удосужился рассказать, зачем я в действительности понадобилась родителям?
Радуясь, что она сама напомнила о родителях и долге, Лукас слегка поерзал в кресле.
– Они хотят тебя видеть. Это главная причина.
– Нет. Они хотят продемонстрировать всему миру идеальную семью на главном торжестве десятилетия. – Она сжала дрожащие пальцы в кулак. – Вечеринка?
– А что плохого в вечеринках?
– Им нужна принцесса, а я уже давно не такая, и не могу быть тем, кем они хотят меня видеть. Ты сказал, что…
– Ты можешь быть кем захочешь. За последние двадцать четыре часа я уже успел насмотреться на столько версий Клаудии, что совсем в этом не сомневаюсь.
Ледяная дева, соблазнительная учительница, мать Тереза, уязвимая хрупкость… А еще неутомимая исследовательница, решившая познать поцелуй. Dios, неудивительно, что он сам себя не узнает в ее обществе. В ее обществе здравому смыслу не место.
Следуя за курсом самолета, его живот ушел куда-то вниз.
– Пристегни ремень, принцесса.
Рухнув в соседнее кресло, она взглянула на него с нескрываемой паникой.
– А мы не можем немного полетать?
Дрожащими пальцами Клаудиа попыталась застегнуть ремень, но после пары неудачных попыток Лукас легонько оттолкнул ее руки и сам застегнул пряжку.
– Нет. Что с тобой?
– Пожалуйста, поверни самолет, я не смогу. Верни меня домой.
Именно этим он и занят. Возвращает ее в настоящий дом, а не в какую-то богом забытую лачугу в Лондоне.
– Уже слишком поздно.
– Пожалуйста, я же знаю, что тебе все под силу. Тонкие пальцы судорожно сжались на его предплечье.
– Нет, я… – Он вдруг задохнулся, вспомнив другое время, другое место и другую женщину. Женщину, которая с ужасом в глазах также молила ее спрятать.
Невероятно хрупкую женщину, которая всю жизнь пряталась от мира.
Он вдруг резко все осознал.
Вот она какая, настоящая Клаудиа Верболт. Она так же прятала от мира свои тайны и уязвимость, как и его мать. Как женщина, которая в нем нуждалась и которую он подвел.
– Пожалуйста, Лукас, умоляю тебя, отвези меня домой.
Всю дорогу отвлекаясь на Лукаса, Клаудиа даже не задумывалась, что почувствует, ступив на землю Арунтии. А теперь она точно знала. Земля разом ушла из-под ног, а сама она полетела в бесконечную пропасть.
Зарытые же в самых дальних уголках памяти воспоминания разом ринулись на поверхность, награждая ее целой серией все более и более болезненных ударов.
Наверное, несмотря ни на что, она все еще продолжала надеяться, что родители были готовы на все, просто чтобы ее увидеть. Даже прислали здоровенного нахала, предложившего ей три с половиной миллиона фунтов, просто чтобы она была счастлива. Какая же она все-таки дура… Им нужна принцесса Клаудиа, а она кто угодно, только не эта принцесса. Она не готова. Совсем не готова. Больше всего ей сейчас хотелось вернуться домой и, свернувшись калачиком, думать о работе. Потому что работа – это единственное светлое пятно в ее неудавшейся жизни и единственная вещь, в которой она действительно хороша. А еще на работе ее никто не трогает. И там она в безопасности.
