Прерывистый стук каблуков за спиной заставил его остановиться.
– Не забывай дышать, Клаудиа. – Схватив за плечи, он прижал ее к стене и резко отстранился. Что угодно, лишь бы не прижимать ее к себе. И без этого уже все слишком запуталось. Только это не мешало ему по глазам видеть, что она тоже его хочет.
– Почему ты убегаешь?
– Никуда я не убегаю. Нам же пора, ты забыл?
– Точно. – Он провел рукой по волосам. – Сначала успокойся, а потом рассказывай.
Прикрыв глаза, она легонько стукнула затылком по каменной стене.
– Бог ты мой, Лукас, чего ты от меня хочешь? Ты хотел, чтобы я сюда пришла, вот я и пришла, чего тебе еще надо?
– Нет, ты пришла сюда, как того хотели твои родители. – Но в этой встрече не было ни объятий, ни слов радости. Один лишь долг. И хотя Лукас и ставил долг превыше всего, он не мог не питать к ней сочувствия. Особенно после всего, что ей пришлось пережить.
Она невесело рассмеялась:
– Да, только есть одна маленькая деталь, что все портит. Того человека, что им нужен, в принципе не существует. Как по-твоему, похожа я на принцессу? Очевидно же, что нет. А что, если я опозорю их перед всем миром? Сделаю какое-нибудь неловкое замечание королю дружественной державы? Просто буду выглядеть как расфуфыренная идиотка в пестрых тряпках?
– Посмотри на меня, – потребовал Лукас.
Не дождавшись никакой реакции, он осторожно ухватил ее за подбородок и аккуратно развернул ей голову так, чтобы янтарные глаза посмотрели прямо на него. И он чуть не утонул в этих полных боли глазах.
– Больше никаких отговорок. Поверь в себя. Поверь, что ты способна на все. Делай так же, как я.
– Как ты?
– Да. Знаешь, как тебя называют? Потерянной принцессой. И они правы. Потому что ты все еще потерянная. Стоило мне увидеть Бэйли, и я сразу понял, что ты пытаешься спрятаться от всего мира. Но это неправильно. Тебе пора вырваться на свободу и показать всем, какая ты на самом деле.
– Стоило мне сюда вернуться, – он ощущал бьющуюся у нее на шее жилку, – и мне снова двенадцать. Мне плохо. И холодно.
Лукас почувствовал, как здоровенный кулак с размаху саданул его в живот.
– У тебя с этим местом связаны плохие воспоминания. – Вот только он в любом случае не имеет права лезть в отношения королевской семьи. – Но все это в прошлом. Ты давно выздоровела, и пусть тебе и пришлось непросто, но ты справилась и нашла свой путь в жизни. Ты взрослая, успешная и невероятно умная женщина. Гордись тем, чего тебе удалось достичь. – Лукас вдруг понял, что слегка поглаживает ее большим пальцем по щеке. – Гордись своим храбрым сердцем.
– Не чувствую я никакой храбрости, – шепнула Клаудиа. – Я чувствую себя маленькой и потерянной. Я знаю, кем была дома, знаю свою работу, но здесь… Я не могу быть одной из них. Просто не знаю как.
Отстранившись, Лукас потер шею:
– А я, по-твоему, знаю? Сам я родился в бесконечно далеком от всего этого мире.
– Но отлично здесь себя чувствуешь.
– Si. Мне многому пришлось научиться. – И лишь это учение дало ему силы бороться и двигаться дальше. – Соберись. Нельзя впускать в сердце страх.
– Я не боюсь, я… – Закусив губу, Клаудиа нахмурилась. – А может, и боюсь. Немного. Но ты сам сказал, что я плохо выгляжу. Мне бесконечно далеко до ее элегантности. Даже до сестер, я никогда не сумею с ними сравняться.
Лукас наградил ее своим фирменным взглядом:
– И куда же делась та женщина, что еще вчера говорила, что нет ничего невозможного?
Клаудиа слабо улыбнулась:
– Не знаю.
– Тогда давай ее поищем.
Глава 8
Любуясь цветущими апельсиновыми рощами, что проносились за окном лимузина, Клаудиа втянула сладкий аромат.
– А я уже и забыла этот запах.
– Зато теперь вспомнила. Но это еще ничего, а вот весной, когда они благоухают в полную силу, даже дышать трудно.
Украдкой разглядывая Лукаса, Клаудиа подставила лицо утренним лучам солнца.
– Апельсины до сих пор составляют большую часть арунтийского экспорта?
– Да, правда, манго, гранаты и оливки приносят куда больший доход. – Лукас слегка поерзал в кресле. – Мне кажется, или тебе жарко?
– Жарко. – Она двумя пальцами оттянула ворот туники с длинным рукавом.
– Тогда закрой окно. Я включу кондиционер.
– Я бы предпочла просто надеть что-нибудь полегче.
Черная одежда здесь совсем неуместна, да и близость Лукаса вносила свою лепту.
– Я уже договорился о твоем визите в бутик. Клаудиа протяжно выдохнула. Ну почему, почему она на все это согласилась?
Она вздохнула. Ладно, в конце концов, это всего-навсего одежда, а не холерная палочка.
– А потом погуляем, сегодня, насколько я пом ню, рыночный день.
Клаудиа снова застонала:
– Тебе не обязательно все это делать. Просто дай мне немного времени привыкнуть к полным регалиям.
– И не надейся.
Ей показалось, или он действительно улыбнулся?
– Дай людям шанс привыкнуть и присмотреться к твоему внутреннему свету и очаровательной улыбке.
Клаудиа удивленно моргнула:
– Внутренний свет? Кажется, тебе пора проверить зрение.
– Если его и нужно кому-то проверять, то только тебе. Может, тогда наконец-то поймешь, что не стоит смотреть вдаль через очки для чтения.
– Знаешь, чем дальше, тем сильнее ты меня пугаешь.
Лукас ослепительно улыбнулся:
– Не надейся, что тебе удастся вечно прятаться. – Он одним движением сдвинул очки ей на лоб. – Ты и так отлично все видишь, они тебе даже в качестве ободка не нужны. Не мешай людям любоваться янтарным огнем твоих глаз.
Янтарным огнем?
– И как у тебя только получается? Ничего не упускаешь из виду, и меня действительно пугает эта дотошность. Неужели меня так просто читать?
– Нет. Ты словно закуталась в многослойный кокон, и мне один за одним приходится снимать с тебя его слои.
Снимать слои? Она бы предпочла, чтобы он прямо сейчас снял с нее всю одежду. Ну или с себя свою собственную. Потому что, несмотря ни на что, она все равно хотела к нему прикасаться и чувствовать его прикосновения. Всего одним поцелуем ему удалось разбудить в ней ранее неведомое желание, и она, как наркоманка, отчаянно стремилась заполучить следующую дозу.
Клаудиа сосредоточилась на темно-синих глазах с расширенными зрачками, и последние сорок восемь часов куда-то исчезли, и она снова чувствовала, как он сжимает ее в жарких объятиях. Губы, руки, язык… А что бы она почувствовала, поцелуй он ее в шею? Или в грудь? В живот? Каково это – ощущать внутри себя мужчину?
