Элеанор моргнула от удивления, когда Лукас отнял у нее рюмку.
– Мне кажется, ты уже достаточно кашляла сегодня, или я не прав?
Лукас улыбнулся, и она сделала все, чтобы ее сердце не забилось как сумасшедшее. Но Лукас в самом деле был самым красивым мужчиной, которого Элеанор когда-либо встречала. Впрочем, что это значит? Это значит… Что ей его недоставало. Не хватало его поддразниваний. Его поцелуев… Нет, она будет вести себя вежливо и профессионально. Она не уступила влечению две недели назад, тем более в этом нет смысла сейчас, поскольку через два дня она уедет.
– Ты взял мою рюмку.
– Ты не хотела пить.
– Откуда ты знаешь?
– Ты сморщила нос, глядя на водку. – У Элеанор поднялись брови, и уголки его губ дрогнули. – Ты так поступаешь, если предстоит сделать что-нибудь неприятное.
– Да?
– Да. Слушай. – Лукас был сам не свой, и Элеанор не могла вспомнить, когда она видела его таким. – Хочешь пива или, может, вина?
Она покачала головой:
– Ничего не надо. Я… мы ждали тебя завтра.
– Я решил поздравить всех сегодня вечером, потому что завтра многих уже не будет.
– Да, конечно. – Разумеется, появление Лукаса в баре не имеет к ней никакого отношения. Почему она вообще допустила такую мысль? – Ну, и как там Лондон, Германия и Швеция? – как можно оживленнее спросила Элеанор.
– Швейцария.
– Да, конечно. Швейцария.
– Скукотища.
– Вот как?
– А как обстояли дела здесь?
– Отлично. – Элеанор понимала, что переигрывает, однако продолжала весело улыбаться.
– Я еще не видел отель, но, судя по твоим отчетам, ты потрудилась на славу.
– Я же говорила, что справлюсь.
– Да, говорила.
Ее улыбка стала более искренней, и в Лукасе взыграли собственнические замашки. Он не должен был уходить в ту ночь из ее квартиры. Почему он так поступил? С того дня прошла вечность, и он не мог вспомнить, что им тогда двигало. Но уж точно, дело было не в том, что его желание угасло – Элеанор по-прежнему была самой красивой женщиной, какую он когда-либо встречал. Есть только один способ выяснить, что за химия возникает между ними. И побег – не решение проблемы.
Элеанор перевела взгляд на зал. Интересно, чувствует ли она, что его снедает голод? Лукасу хотелось схватить ее за руку и утащить куда-нибудь в укромное место.
– Ты решила, когда вернешься в Нью-Йорк? – спросил он.
– В воскресенье ночью. Изабелл собирается прилететь завтра на прием, посвященный открытию отеля. Я поброжу с ней немного по городу, после чего мы уедем.
– Есть новости о твоем повышении?
«Какая пытка!» – думала Элеанор. Она не ожидала увидеть Лукаса сегодня и не могла совладать с нервами. От напряжения начала болеть голова. Разве это возможно – ощущать присутствие только одного человека в набитом людьми зале?.. О чем он только что спросил? Ах да, о ее повышении.
– Изабелл сказала, что поговорит со мной завтра вечером. Сугубо конфиденциально.
– Уверен, отель произведет на нее впечатление.
– Именно на это я и рассчитываю. – Но именно на это она рассчитывала и в «Гласьер». Элеанор нервничала еще и потому, что опасалась, что Изабелл завтра не появится. – Что ж… – Она преувеличенно громко вздохнула. – Думаю, мой вечер закончился.
– Ты поела?
– Нет, но…
– Поужинай со мной.
– Почему?
– Потому что я голоден, как и ты. И потому что я не люблю есть в одиночестве.
– Ты мог бы предложить это кому-нибудь из команды. Любой был бы рад составить тебе компанию.
Лукас ответил не сразу, и сердце Элеанор забилось, как молот.
– Мне не нужны любые. Я хочу поужинать с тобой.
Он бросил на нее такой взгляд, что она не смогла ему отказать.
Поскольку было уже довольно поздно, Лукас повел Элеанор в первоклассный, хотя и незаметный клуб, который предлагал винтажное шампанское гостям, понимающим в нем толк. Лукас понимал. Он поднял бокал.
– За успех!
Элеанор чокнулась с ним.
– Не могу поверить, что все закончилось. Пару раз я боялась, что мы не справимся.
Она немного расслабилась и рассказала Лукасу кое-что о своей жизни в Нью-Йорке, включая волонтерскую работу в местном приюте для животных.
Лукас улыбнулся, вспомнив, как однажды подумал, что она быстро ему наскучит.
– Чему ты улыбаешься? – осторожно поинтересовалась Элеанор.
Он не собирался говорить правду.
– Трехъярусная ледяная люстра? – сказал он, вспоминая одно из последних ее дополнений, присланных ему по электронной почте.
– Пожалуйста, не вспоминай об этом, – простонала Элеанор. – Она дважды падала, и Михаил окончательно закрепил ее только сегодня утром. Надеюсь, она провисит там до завтрашнего открытия.
– Провисит. Будут и сани, запряженные лошадьми, и хаски в упряжке. Неужели ты рассчитывала, что тебе удастся устроить это, минуя меня?
Ее усмешка сказала ему, что именно на это она и рассчитывала.
– Это хорошая идея. Все так считают.
– Все считают, что ты – как солнце. Они не смеют тебе возразить.
Элеанор попыталась придать себе невинный вид, но Лукас рассмеялся.
– Ты расстроен?
– Разве я выгляжу расстроенным?
Пульс женщины участился.
– Иногда по тебе сложно что-либо сказать.
– Ты видела город? – сменил он тему.
– У меня не было времени.
– Может, когда-нибудь ты снова посетишь Санкт-Петербург.
– Не возражаю. Было бы замечательно приехать сюда летом, когда солнце восходит в четыре утра, а заходит в полночь. Вероятно, люди совершенно изматываются.
– К этому привыкаешь, к тому же плотные черные шторы немного помогают.
– В Нью-Йорке летом солнце встает не раньше шести…
– Похоже, ты очень хочешь вернуться домой.
– Я давно там не была и с удовольствием проведу время с сестрами.
– Вы близки?
– Да…
– Но?
– Но мы почти не видимся. Хотя это ничего не меняет: они значат для меня все. А как насчет тебя? Я помню, ты говорил, что твоих родителей нет, а как насчет братьев или сестер?
Именно поэтому Лукас предпочитал не разговаривать на личные темы со своими женщинами. Они считали себя вправе задавать вопросы о его жизни.
– Никого, о ком бы я знал.
