– Фраза, которую уместно пробормотать в таких случаях, – кивнул Тео. – Проблема в том, что так принято говорить, если произошла трагедия, но моя мать слишком увлекалась алкоголем и таблетками, и я полагаю, что для семьи стало огромным облегчением, когда она перешла в вечность.
Глаза у Холли расширились.
– Я понятия не имела.
– Отец говорил всем, что она проиграла в борьбе с внезапной и тяжелой болезнью. Я допускаю, что в некотором смысле так оно и было. – Тео говорил спокойно, словно делился с ней не семейными тайнами, о которых Холли прежде не слышала, а чем-то незначительным.
Он молчал очень долго, и она решила, что его откровения закончились. Однако Холли не понимала, почему она натянута как струна. Наконец Тео повернул к ней голову, и она от страха вжалась в сиденье.
– У моего отца было полно романов, целый легион любовниц, что было известно всем. Каждая драгоценность, которую он преподносил моей матери, была взяткой, извинением за то, что он не удержался и овладел очередной женщиной. Это в конце концов ее и сломило. Драгоценность за драгоценностью, любовница за любовницей… Отец не прекращал медленно убивать ее. А мать носила все эти побрякушки – доказательство вины моего отца и его беспечности. Она погибла из-за непрекращающейся череды его предательств.
Холли не могла шевельнуться. Огни ночного города плясали на их лицах, то высвечивая, то погружая их в темноту, пока машина неслась по улицам. Холли не нужен был свет, чтобы видеть глаза Тео, горевшие мрачным огнем, и кривую усмешку его сжатых губ.
Она прошептала его имя – или ей это только показалось, – но в любом случае он никак не отреагировал.
– А сегодня ночью, – все тем же убийственно-ровным тоном продолжил Тео, – ты превратила меня в моего отца.
Холли не могла вздохнуть.
– Я думала, что ты им восхищаешься. Мне казалось, ваши отношения изменились.
Белые зубы Тео сверкнули в темноте, но его улыбка больше походила на звериный оскал.
– Я говорил, что он крутой бизнесмен. – Взгляд Тео скользил по ее фигуре, и это причиняло Холли почти физическую боль. Она боялась, что он оставит на ней шрамы, которые дополнили бы те, что остались у нее от их короткого брака. – Но я никогда не считал его хорошим человеком.
Остаток пути они провели в тяжелом молчании.
– Я тебя провожу, – безапелляционно заявил Тео, когда машина затормозила у дверей отеля «Харрингтон», возвышавшегося над средневековыми зданиями. Он даже не взглянул в ее сторону.
Холли сглотнула:
– Мне кажется, это лишнее.
Наверное, ей лучше вернуться в Даллас, к своему одинокому, унылому существованию. Все это было ужасной ошибкой, но ее можно исправить. Она вылетит завтра утром, первым же рейсом. И прекратит глупые игры с деньгами Тео – детскую попытку привлечь его внимание. Она продолжит жить своей жизнью, какой бы та ни была. Все, что ей нужно сделать, – это уехать.
– Я не спрашивал у тебя разрешения, Холли.
– Давай сделаем вид, что ничего не было? – предложила она, стараясь не замечать его жесткости и притворяясь, что все произошедшее сегодня вечером не повлияло на ее способность ясно мыслить. – Мы разведемся и продолжим жить. Начнем с того, что ты не станешь меня провожать, потому что это всего лишь жалкая пародия на нормальное свидание.
– Менее чем час назад ты оказалась на небесах. С помощью моих рук, – колко заметил Тео. Холли снова почувствовала, какая она маленькая по сравнению с ним. – И однако же, в твоем понимании, проводить тебя до номера – значит зайти слишком далеко?
Холли ничего не ответила. Она не доверяла себе. Выбравшись из машины, она позволила Тео сопровождать ее в лобби, хотя и не была уверена, что ему требовалось разрешение. Как можно его остановить? Как прекратить все это? Неужели решение оставить его четыре года назад неминуемо должно было привести к тьме и отчаянию сегодняшнего дня?
Даже при мысли об этом к ее горлу начинала подступать тошнота.
Они молчали в кабине лифта, молчали, пока шли по коридору к ее номеру. Холли посмотрела на Тео, когда вытащила ключ. Он ответил ей пристальным взглядом. В его глазах горел мстительный огонь, руки были засунуты в карманы брюк.
– Открывай эту чертову дверь, – велел он, поскольку она медлила. – Я больше не собираюсь обсуждать подробности моей личной жизни в местах, где каждый прохожий может меня услышать и увидеть.
С языка Холли были готовы сорваться ответы, один ядовитее другого, но она сдержалась.
– Не испытывай меня, – посоветовал Тео. – Не сегодня.
Она подчинилась. И это была капитуляция, но Холли уже сомневалась, знает ли она себя. Она действовала как марионетка, словно к ее рукам и ногам были привязаны нити, которые дергал невидимый кукловод.
Впрочем, возможно, это был еще один способ не брать на себя ответственность за хаос, в который она превратила свой брак.
Они вошли в номер, в котором было довольно места, когда Холли была в нем одна. Тео ворвался в него, как яростный шторм, привнеся с собой столько мужского в атмосферу спокойной, сдержанной элегантности, что Холли сразу почувствовала себя в ловушке.
«Сегодня ночью ты превратила меня в моего отца…»
– Прости, – через силу выговорила Холли, понимая, как это нелепо звучит. – Я отдаю себе отчет в том, что ты действовал на основе имеющейся у тебя информации. У меня нет права винить тебя за это. Нет права чувствовать себя задетой.
Тео подошел к окну и повернулся к ней, в глубине его глаз отражалось что-то дьявольское.
– У меня в голове до сих пор не укладывается, – спустя несколько секунд сказал он. – Я ничего не могу понять. Ты не только чудовищно поступила со мной. С нами. Ты превратила меня в монстра, а я поклялся никогда им не стать. Я не смог вынести твою измену, Холли.
Она снова сжала кулаки:
– Значит, вот в чем смысл? Желаешь выяснить, кто из нас хуже?
– Понятия не имею, в чем смысл, – хрипло ответил Тео.
Он удерживал ее взгляд, а Холли захлестывала какая-то черная волна, которая давила сильнее, чем горечь и печаль. В памяти женщины воскресла их первая неделя на Санторини – такая солнечная, легкая и радостная. Прекрасная неделя, когда они ничего не делали, только упивались друг другом, все глубже погружаясь в океан любви. Она верила всеми фибрами души, что это неописуемое волшебство никогда не закончится. Тогда у нее и в мыслях не было, что они станут врагами.
– В любом случае это не важно, – сказала Холли и сглотнула. Это причинило боль. Даже дышать ей было больно. – Конечно, наша связь не должна была стать чем-то большим, чем мимолетный курортный роман. Твоя семья была права.
Его губы изогнулись в гримасе, которую при всем желании нельзя было принять за улыбку.
– Конечно, – повторил Тео. Ни нотки протеста. Согласие. Покорность. – Мне думается, сейчас самый честный момент, какой у нас был вне постели. Ты считаешь, что мы должны все закончить. Почему-то меня это не удивляет.
