Долго ли осталось ждать непростого развода, который весь мир предсказывает уже давно?»
У Тео заболела челюсть, и он сообразил, что чудовищно сильно стиснул зубы. Он заставил себя прочитать до конца статью, в которой несколько абзацев поверхностно описывали детали их отношений в прошлом, в то время как акцент был сделан на его богатстве и власти. После чего он развернул следующую газету.
«Долгожданное воссоединение?» – вопрошал другой заголовок. И чуть ниже: «Или это очередное толчение воды в ступе?»
Под этим заголовком была помещена фотография, на которой он покидал отель «Харрингтон». В углу было указано время. Вряд ли это время можно было счесть подходящим для визитов, даже в Испании. Еще две полосы были заполнены давними фотографиями, относящимися к их первым дням на Санторини, когда Холли называли его «неизвестной спутницей». Среди них Тео обнаружил снимок, на котором он шел с ней, собственническим жестом держа ее за руку. Фотографии сопровождали всевозможные домыслы.
«Неужели прославившаяся на весь мир своим отчуждением пара наконец сможет преодолеть разногласия в первоклассной атмосфере отеля «Харрингтон», возможно, самого романтичного в Барселоне? Или тайное воссоединение в том самом городе, где пара провела медовый месяц после головокружительного романа, закончившегося скоропалительной свадьбой, всего лишь очередной ход в борьбе за контроль над гигантской судостроительной империей Цукатосов?
Как ни крути, Холли Цукатос после развода останется чрезвычайно богатой женщиной, учитывая всем известный отказ жесткого бизнесмена Тео подписать брачный договор до свадьбы. Решение, если верить источнику, близкому к этой семье, единогласно было признано „крайне глупым“».
Это дело рук Брэкса, предположил Тео. Отец скорее подвергнет себя лоботомии, чем заговорит с прессой. Хотя с такой же вероятностью это может быть и секретарша.
«От представителей семьи Цукатос невозможно получить какие бы то ни было комментарии, но, по словам одного невольного свидетеля, «со стороны все выглядело довольно игриво, и казалось, что они воссоединились. Тео держал Холли за руки, а ей это определенно нравилось».
Но может, она лишь играет с ним?»
Последнее предложение расплылось у него перед глазами. Тео сжал кулаки, эмоции затуманили голову. От заколотившегося с неистовой силой сердца в ушах стоял грохот, как от барабанного боя.
Несколько секунд ушло на то, чтобы сообразить: кто-то стучит в дверь.
Тео бросил на дверь испепеляющий взгляд, но стук продолжался. Кто-то равномерно и гулко барабанил по ней.
Тео распахнул дверь, почти радуясь возможности выплеснуть на какого-нибудь бедолагу из обслуги отеля свое бешенство.
За дверью стояла Холли.
По его жилам заструился чистый адреналин, и, не отставая от него, вспыхнуло желание, то самое старое неутолимое и неуправляемое желание, заставлявшее его действовать не думая. Так было четыре с половиной года назад. Так было прошлой ночью. Вместе с желанием вспыхнула ненависть к Холли – за всю эту путаную-перепутанную историю.
За то, что она – против его воли – сделала его копией отца, для которого доверие и клятва были пустыми звуками.
Молчание затягивалось, воздух между ними наэлектризовался и сгустился.
Сегодня Холли являла собой свою светскую версию, которую Тео не переносил. Она была в одном из тех облегающих, сшитых на заказ платьев, которыми у нее наверняка был забит гардероб. Ее густые непослушные волосы, перед которыми он не мог устоять, были уложены в аккуратный узел у основания шеи. Исчезло то существо, которое он вчера ласкал. Может, стоит поблагодарить ее за это?
Вот только благодарность Тео испытывал в последнюю очередь.
– Что тебе здесь надо? – требовательно поинтересовался он. Его голос был столь же холоден, сколь горяч был пылавший в его душе костер эмоций. – Ищешь еще одну возможность попасть в кадр? Неужели папарацци что-то упустили?
– Это твоя работа? – накинулась на него Холли. С глазами, метавшими молнии, она ворвалась в номер, слегка задев плечом его обнаженную грудь. Чувства Тео мгновенно приобрели иную направленность, он вспыхнул, как лампочка, в ответ на это небрежное и легкое прикосновение. – Ты сделал это, руководствуясь какими-то заумными побуждениями?
Тео уже ничего не мог с собой поделать, впрочем, он не слишком старался.
Холли металась по номеру, и, несмотря ни на прошлое, ни на ее обвинения, Тео позволил себе наслаждаться, наблюдая за ней. Он и забыл, какая это радость! Нужно быть каменным, чтобы не замечать плавную округлость бедер Холли, ее легкую, летящую походку, которую не могла скрыть элегантная одежда. Это напомнило ему о ее ковбойских ботинках, о ее смехе, который заставлял его забыть обо всем, о волосах, покрывалом окутывающих ее фигуру.
Наслаждение Тео усилилось, когда Холли вдруг резко остановилась и оглядела гостиную. Он услышал ее прерывистый вздох, увидел, как она распрямила спину… И Тео предпочел смотреть на нее, а не прислушиваться к своим беспокойным чувствам, которые ему, похоже, никогда не удастся заглушить.
Он был достаточно честен, чтобы признаться, хотя бы самому себе, что ему понравилось, как этот номер всколыхнул ее душу. Воспоминания об их медовом месяце задели все тайные струны Холли, как это случилось и с ним. Даже если она до сих пор продолжает играть в свои чертовы игры, даже если в газетах пишут правду, и все это входит в ее план по захвату компании, огонь, пылавший между ними, всегда был настоящим. Тео слишком хорошо помнил, что происходило в этом номере четыре года назад. Тогда ни он, ни Холли не притворялись.
– Испытываешь ностальгию? – едко осведомился Тео. – Жалко, я распорядился, чтобы убрали лепестки роз, которые ты предусмотрительно заказала. А то я мог бы предложить тебе поползти среди них, как когда-то.
Холли повернула голову и взглянула на него через плечо. Ее глаза были такими же голубыми, как небо над Барселоной, губы были плотно сжаты.
– Вот как? – едко отозвалась она. – В газетах полно оскорбительных спекуляций. Не сомневаюсь, что ручку папарацци позолотил ты, иначе они не узнали бы про «Харрингтон». Но ты способен разглагольствовать исключительно о приступе сексуального безумия, имевшего здесь место.
– Ты едва ли найдешь земного мужчину, agapi mou, который не выбрал бы эту тему среди всех возможных, – ухмыльнулся Тео. – Кстати, мы страдали этой болезнью вместе.
– Да, Тео, – отрезала Холли, повернувшись лицом. Ее острые каблучки громко цокнули. – Я помню. Помню, как ползла по полу. Помню, что произошло, когда я добралась до тебя, сидящего на диване. Помню, что ты сделал с шампанским, и как мы оба были ненасытны в тот день и весь месяц. Ты удовлетворен? Может, мы наконец поговорим о настоящем?
– Я не понимаю, – протянул Тео. Ему было неимоверно трудно придерживаться сухого, высокомерного тона под шквалом всех тех образов, которые возникли у него перед глазами. – Разумеется, ты хотела, чтобы я остановился в этом номере, и меня начали терзать воспоминания. Тем не менее ты предлагаешь обсудить настоящее. Как прикажешь тебя понимать?
