Нужно уходить отсюда, прочь от уродства и боли. Холли много думала об этом: как это возможно? и как на это решиться?
Она приготовила все еще накануне вечером. Джим всегда скверно засыпал. Немного поисков – и обнаружились его тайные загашники со снотворным. В личном шкафчике в ванной с «мужскими» принадлежностями. Залезть в него казалось сродни маленькому предательству. Вторжению в святая святых. Там была старая бритва «Жиллет», которой Джим пользовался с колледжа, полупустой флакон одеколона, расческа с застрявшими волосинками. Холли побрызгала одеколоном в воздух и вышла из ванной с чувством, будто ступает сквозь призрак мужа.
Найденные три бутылки «Амбиена» вдова высыпала на гранитную столешницу на кухне. Поиск в Интернете не дал почти ничего. Запрос: «Сколько таблеток снотворного окажутся смертельными?» – выводил или на форумы, обсуждающие бессонницу, или на сайты помощи думающим о самоубийстве. Мало-мальски полезной информацией оказался лишь ответ медсестры, что взрослому нужно по меньшей мере полсотни. На столе лежали шестьдесят три. Хватит на стройную фигуру. Холли ссыпала их в мешочек для заморозки и раскрошила, чтобы уж наверняка не потерять ни одной. Ломаные края таблеток проткнули пакет, оставив на граните белые следы. В инструкции к таблеткам предупреждалось, что их нельзя запивать алкоголем, и потому Холли принесла из кабинета бутылку «Гленфиддиха» и поставила рядом с кроватью. Осталось только налить в большой стакан, растворить таблетки, выпить залпом, улечься и с наслаждением уплыть в пьяный туман.
Но сначала надо добраться до дома.
Холли заставила себя брести сквозь хлещущий ливень, переставлять ноги, пока впереди сквозь туман не замаячил силуэт ее дома. Добралась до ворот и, буквально стиснув зубы, прошагала оставшиеся несколько футов до двери. Машина Холли стояла в конце проезда, чтобы не занимать место для машины Джима. Теперь она больше никогда не будет здесь стоять. Эта мысль обрушилась будто камень. Холли стало дурно. Очень. Она схватилась за деревянные перила, налегла на них, выжидая, пока минует тошнота. Затем втащила себя по ступенькам на широкое, укрытое навесом крыльцо. Справа от двери стояла кушетка. Холли была настолько измучена, изнурена, что готова была свалиться там и забыться – хоть на минуту. И так бы и сделала, если бы не мокрое платье. Ведь вымокла до нитки, продрогла, а здесь никаких одеял, чтобы согреться. К тому же надо делать дело. Потому Холли распахнула наружную дверь, вошла и тут же закрыла ее за собой. Рефлекс городского ребенка: всегда не по себе оставлять дом открытым.
Холли ступила в теплое убежище – свой дом – и оцепенела, увидев то, что внутри.
28
Дождь барабанил по крыше патрульной машины, развернувшейся у дорожного знака и направившейся в город, к Холли Коронадо. Морган настоял на том, чтобы отвезти, хотя Соломон с большей охотой пошел бы пешком, несмотря на дождь. В качестве компромисса Соломон оставил открытым окно, и капли свободно летели внутрь. Машина ехала по Мэйн-стрит, мимо блестящих от дождя фасадов и витрин закрытых магазинов.
– Думаю, пожар не прибавит туристов, – заметил Соломон.
– Наверняка, – согласился Морган.
– Для города таких размеров – проблема немалая.
– Деньги – всегда проблема. Но мы справляемся.
– Но как?
Морган вздохнул, словно разговор был тяжким бременем:
– Вам и в самом деле интересно? Или просто убиваете время?
– В самом деле интересно.
– О’кей. У нас есть аэродром. Это и туристы, и плата от военных за хранение и поддержание в порядке. У нас есть несколько давних фондов, и за счет их средств мы сводим концы с концами и платим по счетам. Так что не беспокойтесь.
– Я не живу здесь. Мне беспокоиться не о чем.
Они свернули с Мэйн-стрит и направились к терриконам. За ними Соломон увидел аэродром – самолеты рядами, крылом к крылу, с моторами и иллюминаторами, прикрытыми чем-то белым, чтобы предохранить от пыли. Самолетов были сотни, тысячи: военных и гражданских, старых и новых. Их вид вызывал в памяти названия и данные. И побудил спросить:
– Какой марки был разбившийся самолет?
– «Бичкрафт эй-ти-семь». Мистер Крид, вы разбираетесь в самолетах?
Тот представил себе небольшой моноплан с парой лобастых моторов на крыле и широким Н-образным хвостом:
– Усовершенствованная тренировочная версия семнадцатой модели. На ней тренировались штурманы Второй мировой.
– Для человека с амнезией вы знаете чертовски много, – заметил Морган, улыбаясь и качая головой. – Эта модель была настоящей красавицей. Перебранные по винтику моторы «Пратт энд Уитни», новенькая гидравлика и электроприборы – девять ярдов красоты.
Он достал телефон и показал фото:
– Ну разве не чудо?
Соломон внимательно рассмотрел изображение на экране. Да, совпадает с тем, что представлялось. Но с одним важным различием: разбившийся самолет буквально сиял. На фюзеляже остался лишь номер – больше никакой краски или маркировки, алюминий отполирован до хромового блеска, а точнее, до состояния…
– …зеркала, – докончил он мысль вслух.
– Вы о чем?
– Как будто фюзеляж сделан из зеркал.
– Это называется облицовкой, – пояснил шеф. – Никакой краски, но очень качественная полировка, затем прозрачный лак. Снижает сопротивление. Чертовски жаль потерять такой экспонат. Я сам хотел на нем полетать.
Соломон подумал про зеркало в церкви, про мимолетное ощущение того, что отражение – чужое, а зеркало – дверь и незнакомец стоит на пороге. Самолет на фото, снятый на взлетной полосе среди пустыни, отполировали так, что в нем отражались земля и небо.
– Возможно, я так и попал сюда, – проговорил он.
– Вы теперь думаете, что были на этом самолете?
– Нет, я имел в виду другое…
Он умолк, покачал головой. Мысли не складывались в целое, бежали вразнобой. Затем сменил тему:
– Мистер Морган, вы пилот?
– Я? Ну да. Говорят, те, кто живет у моря, все поголовно моряки. Ну, вроде того. А здесь все пилоты. Я был в резерве ВВС, девятьсот сорок четвертая эскадрилья, наземная команда. Часть Ф-шестнадцать, в которой я служил, теперь здесь, на Боун-Ярд – так мы зовем складскую часть аэродрома. К нам прибывает много старых машин. Часть – на ремонт, остальные на хранение. Климата суше не сыскать, а значит металл не корродирует, а пустыня здесь каличе. Вы же знаете, что это такое?
– Карбонат кальция. Естественный цемент.
– Именно. То есть самолеты можно ставить просто на землю, и не нужно мостить бетоном огромную площадь. У нас целые эскадрильи «Б – пятьдесят два» стоят двадцать лет, и ни единой трещинки в земле. Но жаль-то как! Такие птички должны летать, а не торчать на земле, собирая пыль.
– А как они оказались здесь?
