На кухне то же самое: ящики выдвинуты, дверцы шкафчиков раскрыты. Но разорено не все. Отчетливо прослеживается граница. Значит, кто-то либо отыскал нужное, либо его потревожили – возможно, предупредив, что похороны закончились и Холли направляется домой.
Странно было бы прятать ценные вещи на кухне, так что грабителя, скорее всего, потревожили и он не нашел искомого.
Соломон взял из сушилки стакан и налил воды из кувшина с фильтром, вдыхая ароматы комнаты: стиральный порошок, полировку и запахи с улицы. Казалось, сухая солома и машинное масло, словно масляная пленка, покрывали все другие кухонные запахи. Соломон вдохнул глубже и уловил кое-что еще: отдающий мелом запах глубокого отчаяния вдовы. На гранитной столешнице виднелись следы белого порошка. Соломон коснулся их кончиком пальца, слизнул крупинки и машинально определил состав.
Золпидем. Противосудорожное, расслабляющее мышцы, чаще всего используемое как снотворное.
Соломон наполнил стакан и вернулся в гостиную.
– Выпейте маленькими глотками, – велел он, передавая Холли стакан, и положил руку ей на лоб.
Разгорячена, но температуры нет.
– Вы принимали что-нибудь?
– Нет, – ответила вдова, заметно напрягшись.
– Уверены?
– Да, я… но кто вы такой?
– Я надеялся, что это скажете мне вы, – ответил Соломон, вытягивая из кармана книгу и показывая. – Думаю, мне дал это ваш муж.
Он раскрыл книгу на странице посвящения и передал Холли.
– Соломон Крид, – проговорила она и покачала головой. – Я никогда не слышала, чтобы Джим упоминал это имя. А отчего вы лишь думаете, что он дал книгу вам?
– Потому что я в точности не знаю. Я ничего не могу вспомнить: ни своего имени, ни того, откуда я. Ничего. У меня есть лишь книга и странная уверенность в том, что я здесь из-за вашего мужа. Думаю, я здесь, чтобы…
– Что?
– Чтобы спасти его.
Лицо вдовы исказилось болью. Она отдала книгу:
– Значит, вы опоздали. Мой муж умер. Он не может вам помочь. А значит, не могу и я.
Соломон взял книгу и подумал о белом порошке, обнаруженном на кухне:
– Не исключено, что я здесь ради помощи и вам тоже.
– Мне не нужна ваша помощь. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Спасибо за внимание, но думаю, что сейчас вам лучше уйти.
– Я не могу.
– Вы в моем доме. Если я прошу – вы должны уйти.
Соломон не двигался, глядя на нее, впитывая взглядом ее всю: хрупкую красоту, боль, зрачки, ставшие такими широкими то ли от потрясения, то ли из-за чего-то еще.
– Если вы не уйдете прямо сейчас, я вызову полицию.
– Не вызовете, – сказал Соломон, качая головой. – Полиция только что была здесь. И вы выстрелили ей в лицо. Интересно – почему?
– Чего вы хотите?
– Я уже сказал. Узнать, кто я.
– Но я не знаю, кто вы.
– Возможно, знал ваш муж. Зачем ему посылать эту книгу мне, если мы никак не связаны? И отчего у меня такое сильное ощущение, будто я здесь из-за него? Думаю, здесь что-то не в порядке. Не исключено, что ваш муж попал в беду, и вы знаете о ней, а я неким образом к ней причастен.
В черных глазах Холли читалось недоверие.
– Отчего вы думаете, что Джим оказался в беде?
– Оттого. – Соломон кивком указал на разгромленную комнату. – И еще оттого, что вы выстрелили офицеру полиции в лицо. И оттого, что, как мне показалось, никто не хочет говорить про случившееся с вашим мужем.
– Это кто не хочет говорить? – спросила Холли, и в ее словах послышался искренний интерес.
– Морган и мэр. Думаю, единственная причина, по которой Морган согласился подвезти меня, это его желание торчать здесь и слушать. Или своим присутствием заставить вас не рассказать лишнего. Но его здесь нет. Так чего же именно не хотел коп?
Холли раскрыла рот, словно уже приготовилась говорить, но вовремя остановилась:
– Я только что похоронила мужа. Я не могу вам помочь. Простите, мне нужно привести себя в порядок. Так что, пожалуйста, оставьте меня.
Соломон кивнул. Осмотрел еще раз хаос вокруг. Вдохнул запахи дома, машинного масла, сена и меловой оттенок за ними.
– Хорошо. Если вы хотите, то я уйду. Но вам следует знать, что таблетки снотворного – печально известный ненадежностью способ самоуничтожения.
Холли моргнула. Прикрыла рукой грудь, словно застыдившись наготы, – жест человека, застигнутого врасплох. Догадка в точку.
– Я могу лишь представить вашу боль. В таком возрасте потерять любимого – страшно. Понимаю, что вы хотите прекратить боль, и я не вправе вас останавливать. Но если уж хотите взяться всерьез, вам следует побегать на месте перед принятием таблеток, чтобы сердце заработало быстрее. Тогда подействует скорее. И не разводите слишком сильно, ослабите действие.
Холли долго молча глядела на него, пытаясь понять, о чем же думает странный чужак.
– Кто вы? – спросила она наконец.
– Серьезно, ни малейшего понятия. Уж поверьте, мне очень не хотелось бы беспокоить вас, но я не знаю, что еще предпринять. Я всего лишь то, что вы видите перед собой. Ничего больше. Я потерялся и пытаюсь отыскать себя. И прошу вас о помощи.
– Вы приехали сюда с Морганом.
– Но ведь я не уехал с ним, разве нет?
– Это ничего не доказывает. Вы все равно можете быть заодно с ним, выказывая симпатию, стараясь втереться в доверие, говоря, что хотели помочь Джиму, – чтобы я потеряла осторожность и выболтала побольше.
– Думаете, если бы они и вправду хотели чего-то подобного, то нашли бы кого-нибудь вроде меня?
Холли окинула Соломона взглядом, чуть задержав его на босых ногах, затем снова посмотрела в лицо. По крыше колотил дождь, словно барабанная дробь предвещала ответ.
– Покажите мне книгу!
Соломон передал мемуары. Холли перечитала страницу посвящения, нахмурилась, кивнула, решившись. Затем встала и расправила платье:
– Пойдемте со мной. Думаю, вам стоит кое-что увидеть.
33
Кэссиди глядел на проносившийся за окном обугленный мир и все глубже погружался в отчаяние. Ремонт будет стоить состояние! А сколько еще потерь от неприехавших туристов из-за того, что на ремонте главная дорога в город.
– Кажется, исходная точка пожара – прямо впереди, – сообщил агент.
Как же его зовут? Странно, раньше не случалось забывать имена. Вот что делает стресс. Отец еще в детстве научил тому, как важно помнить имена.
– Они все знают твое имя, – говорил он. – Все знают Кэссиди. Так что тебе надо уравнивать счет, располагать к себе людей. Ты должен жать им руки так, будто всю жизнь мечтал встретиться с ними, и дважды повторять их имена, глядя при этом в глаза. Ничего не вызывает большего уважения, чем память на имена. Если забудешь – будто плюнешь человеку в лицо.
