Соломон подумал, что, наверное, зря затронул эту тему. Холли и так больно. Он глянул на квадратик бумаги, на который обратил внимание, как только вошел в комнату. Квадратик лежал, полузаваленный кучей бумаг, у стола. Может, и не стоило бы лезть не в свое дело, но что-то подсказывало: стоило и стоит.
– Так что случилось? – спросил Соломон.
– Вы о чем?
Он подошел к столу, поднял бумагу и протянул женщине:
– Что случилось с вашим ребенком?
Когда она увидела, у нее перехватило дыхание. Холли взяла квадратик и медленно осела в кресло.
– Я и не знала, что он оставил это, – проговорила она, водя пальцем вдоль контуров едва оформившегося носа и подбородка, запечатленных на сонограмме. – Это скан с двенадцати недель. Мы потеряли его через неделю.
– Его?
По щеке Холли скатилась слеза.
– Мы называли его Джим-младший, хотя, наверное, вряд ли бы мы дали ему такое имя. Думали, что еще хватает времени придумать другое.
Она стерла слезу:
– Оказалось, времени нет.
– А как перенес потерю ваш муж?
– Как мужчина, – ответила Холли и тяжело вздохнула. – То есть стойко, невозмутимо. Поддерживал меня, но свои чувства прятал. Он такое часто делал. Чаще, чем я догадывалась.
Она развернула кресло, повела мышкой по экрану компьютера:
– Я вот что нашла недавно.
Холли кликнула на иконку с надписью «Для Дж. М.» под нею, и открылось окошко.
– Привет, – произнес мужчина с монитора.
Он сидел в кресле, которое сейчас занимала Холли.
При мысли о том, кто это, по спине Соломона побежали мурашки.
– Я обнаружил, что ты скоро прибудешь, ну и захотел с тобой поговорить. Нужное ведь дело, правда? Я-то рос без отца и не знаю, как оно получается и что нужно делать. А я всегда мечтал, чтобы у меня был отец и можно было бы поговорить с ним про то и про се. Знаешь, малыш, вот я и хочу тебе сказать, что думал о тебе еще до того, как ты родишься. Так что вспоминай об этом всякий раз, как тебе покажется, будто не можешь что-нибудь мне рассказать. Ведь ты всегда можешь. Я всегда буду ждать тебя. У тебя всегда будем мы с мамой. И я жду не дождусь тебя. Малыш, ты уж поосторожней.
Картинка замерла. Соломон всмотрелся в лицо человека, которого искал и должен был спасти. На стене за экраном то же самое лицо глядело с нескольких фотографий в рамках, отображавших пятерых мальчишек, стоящих у костра перед подобием дома без стен, но с крышей из досок и переплетенных ветвей.
В памяти Соломона всплыло слово «рамада». На языке индейцев хохокам – «убежище».
За рамадой расстилался доисторический пейзаж, не менявшийся со времен появления там индейцев хохокам или вообще людей. Вдали виднелся крутой склон, рассеченный V-образным ущельем, прорезанным древней рекой.
Соломон изучал лица ребят, застывших, оставленных вне времени вспышкой фотоаппарата, расчертившего их детство на отрезки длиной в год. Ребята понемногу росли, и последнее фото уже показывало мужчин за двадцать. Кто-то растолстел, у кого-то наметились залысины, но лица оставались те же, что и на первой фотографии, узнаваемые. Джеймс Коронадо всегда стоял в центре – чуть выше остальных и с отчетливым ощущением силы, притягательности. Если у этой группы ребят и был вожак, то уж точно он.
Соломон старался отыскать хоть что-нибудь знакомое в лице Джеймса Коронадо. Но не мог. Человек, записавший письмо для сына, которого так и не увидел, человек, ради спасения которого прибыл Соломон Крид, оказался совершенным незнакомцем.
35
Остановив джип в квартале от указанного мэром адреса, Малкэй заглушил мотор и оглядел улицу сквозь пелену дождя. Воплощение провинциальной американской мечты: изрядных размеров участки под дома, проезды, рассчитанные на два автомобиля, гаражи. Перед домом Холли Коронадо – только одна машина. Внизу, в полуподвальном этаже, свет. Значит, кто-то дома.
Малкэй взял телефон и посмотрел на скачанную из архива страницу местной газеты. Там было фото другой машины, обычно припаркованной близ этого дома, но теперь лежавшей на дне ущелья, покореженной и смятой, будто консервная банка. Заголовок над фото гласил:
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ. ПОГИБ ИЗБРАННЫЙ ШЕРИФ
Малкэй прокрутил статью и нашел внизу другое фото: еще живой шериф и его жена на старом кладбище улыбаются в камеру. Жена красива. Симпатичная пара. Они выглядели так, будто все у них получилось и жизнь чудесна. Да уж.
Малкэй снова осмотрел улицу. Неподалеку от дома вдовы под крышей широкой веранды горела лампочка. Но, судя по окнам, в доме никого не было. Должно быть, сенсор автоматически включил свет, когда серые дождевые облака закрыли солнце. Большая часть народа еще у противопожарной полосы и наверняка задержится там, несмотря на дождь. Не каждый день удается спасти свой город от пожара. Малкэй подумал, что, если бы жил здесь, уж точно бы остался порадоваться спасению со всеми вместе; с наслаждением бы смеялся, хлопал приятелей по спинам. И наорался бы вдоволь, перед тем как вернуться в красивый дом на безопасной тихой улице, где автоматически включаются фонари, чтобы разогнать тьму.
Перед тем как судьба переломилась и жизнь повело в недобрый сумрак, Малкэй представлял свое будущее именно на такой улице. И потом еще долго вновь и вновь прокручивал в памяти события, приведшие к роковому повороту. Словно ушедший на покой футболист, прикидывающий, какое движение стало ошибкой, приведшей к проигрышу. Все думалось: будь он чуточку умнее, сильнее и лучше – наверняка сделал бы другой выбор и все пошло бы по-другому. Лишь много позже Малкэй понял: выбора-то на самом деле не было. Ни у кого нет выбора. Правда в том, что, если кто-то из сильных и власть имущих захочет достать твою жизнь и вырвать из нее сердце, ты ничего не сможешь поделать. Как сейчас.
Малкэй присоединил к письму фото, сделанное на месте крушения, нажал «отправить» и посмотрел, как уходит письмо. Прежде чем его получит Тио, письмо пройдет через несколько серверов. И вскоре после этого начнут умирать люди. Конечно, некоторые – заслуженно. Но не все. Малкэй кликнул на другое письмо и принялся разглядывать присланные Тио нечеткие фото человека с белой кожей и волосами и знаком на руке, который мог быть меткой убийства, а мог и не быть. Сейчас этот человек находился в доме вдовы.
Достав из бардачка «беретту» и футляр от очков с глушителем внутри, Малкэй заменил магазин на полный, проверил пистолет и привинтил глушитель. Тио сказал, что хочет заполучить белокожего живым, но лучше не испытывать судьбу. Малкэй положил пистолет на сиденье, посмотрел на дом. Дождь слабел и уже тише прежнего барабанил по крыше.
Лучше бы отец выбрал жилье получше, чем дешевая трехкомнатная квартира над прачечной-автоматом. Хотя папе все равно, где жить. Их семье подошел бы девиз «живи налегке». Малкэй помнил, как папа возвращался после недельной отлучки из мест с экзотическими названиями с машиной, покрытой дорожной пылью. Для одиннадцатилетнего мальчишки все это было таинственно и здорово. Лишь много позже, сам побывав в местах с экзотическими названиями, Малкэй понял, отчего папа иногда возвращался счастливый и с подарками, а иногда – подавленный и угрюмый.
