— Вот зараза! — в сердцах возмутилась я вслух. — «Неизменное, окончательное и бесповоротное»! Высокомерная стерва! Не терзайте ее мольбами, ишь ты!
Меня охватили благородная жалость к несчастному Александру и недостойная зависть к безымянной стерве.
Лично меня еще ни разу в жизни никто не терзал мольбами, а мне почему-то казалось, что такого рода муки я снесла бы с гораздо большим достоинством, чем эта заносчивая дрянь!
Не исключено, что подобные терзания даже доставили бы мне некоторое удовольствие!
А эта мерзавка какова, а?
— Да она просто садистка! — согласился мой внутренний голос.
Вникните: зараза оплатила курьерскую доставку письма адресату в другой стране, что, поверьте мне, очень недешево. Противная дамочка не пожалела денег, чтобы ударить бедолагу Александра побольнее, ведь обыкновенный телефонный звонок обошелся бы ей в сущие копейки, но тогда несчастный отвергнутый мужчина напоследок услышал бы любимый голос и смог бы попытаться отговорить жестокую женщину порвать с ним навсегда.
— Расчетливая стерва! — резюмировала я вслух и с трудом удержалась от того, чтобы порвать письмо в клочья.
Остановили меня в этом порыве две своевременные мысли.
Первая: письмо написано не мной и не мне, так что не мне его и истреблять.
И вторая: а ведь пылкий Александр, судя по всему, способный подкупающе отчаянно домогаться любимой женщины, отныне совершенно свободен!
Вернее, он станет совершенно свободен в тот момент, когда ознакомится с текстом письма, а передам-то ему его я, и именно я буду первой женщиной, которую он увидит перед собой, когда проморгается от горьких слез!
И неужели же я буду так жестока, что не утешу мужчину, способного быть таким галантным кавалером?!
Тут я задумалась о том, достаточно ли презентабельно выгляжу?
Хм…
Настроение мое, взлетевшее до небес, когда я узнала, что лечу на Кипр, ринулось с высоты вниз, как голодный ястреб на толстую мышь — в крутом пике.
Свежей, как роза, я себя не чувствовала. Еще бы: два переезда в поезде и еще авиаперелет! Мне не помешало бы принять душ, вымыть голову, сделать аккуратный макияж и переодеться во что-нибудь более соблазнительное, чем джинсы и курточка.
Я представила, как шагаю к Александру через просторный мраморный холл, изящно покачиваясь на высоких каблуках.
На мне длинное красное платье с открытой спиной, по которой провокационно струятся крутые и блестящие, как витки нового стального штопора, локоны. За спиной я прячу руку с убийственным оружием — письмом безымянной злодейки.
Бледный от волнения Александр поднимает глаза и роняет круглый бокал, наполненный на два пальца.
Бокал медленно-медленно падает, уверенно обещая при столкновении с мраморным полом рассыпаться фейерверком стеклянного крошева и коньячных брызг.
Не сбиваясь с модельного шага, я вывожу из-за спины руку с конвертом и бросаю его Александру, как тарелку-фрисби.
Конверт со свистом летит прямо в руки взволнованного мужчины, а я продолжаю красиво идти и подхожу к нему как раз вовремя — в тот момент, когда Александр сминает в кулаке уже прочитанное письмо.
Мы встречаемся взглядами.
Александр отбрасывает в сторону бумажный ком, обвивает освободившейся рукой мою тонкую талию и приникает к моим манящим устам в страстном поцелуе.
Под моими каблуками хрустят осколки бокала и разбитых надежд, которые уже позабыты…
Как жаль, что у меня нет ни красного платья, ни каблуков.
Ни длинных спиралевидных локонов.
Ни очень уж тонкой талии.
Ни даже манящих уст, уж если на то пошло, потому что из подручных средств для наведения сокрушительной красоты у меня с собой только бесцветная гигиеническая помада и старый гребешок с заметной нехваткой зубьев.
— Ну и фиг с ним, — грубовато проворчала я, отвернувшись к иллюминатору. — В просвещенных странах сейчас в моде натуральная красота!
А что может быть натуральнее, чем физиономия, щедро умытая водой из-под крана, и волосы, причесанные неполнозубым гребешком и собственной пятерней?
К моменту приземления в Ларнаке нехитрый план преображения скромной почтовой голубки в редкую птицу мужского счастья вполне сложился.
В туалете аэропорта я умылась, причесалась и сняла куртку, чтобы открыть всем потенциально заинтересованным лицам мужского пола, а в первую очередь — незнакомому пока Александру, вид на обтянутую трикотажной майкой грудь не самого позорного второго размера.
Хорошо, что на Кипре еще тепло, ведь под стеганой осенней курткой моя грудь была бы вовсе не очевидна.
Лишь бы дождь не пошел, небо-то хмурится…
Из аэропорта я выступила тренированным модельным шагом от бедра, взяла такси и поехала по адресу, написанному на конверте, мысленно приговаривая:
— Ну, держись, Александр!
По статистике, на исходе зимы на Кипре бывает в среднем пять ненастных дней за месяц. То есть попасть тут под дождь — везение редкое.
Разумеется, именно мне «посчастливилось» созерцать виды знаменитого острова сквозь частую сетку сильнейшего ливня.
И ладно бы только созерцать: из окна такси размытые дождем пейзажи смотрелись вполне себе акварельно-романтично. Но мне же предстояло выйти из машины под открытое небо!
С сомнением оглядывая дома на улице, по которой мы ехали, я все сильнее проникалась необходимостью скорректировать свой первоначальный план.
В архитектуре всех без исключения увиденных мною местных зданий защитные козырьки и навесы над дверью отсутствовали, что означало — я предстану перед Александром отнюдь не синей птицей счастья. Синей мокрой курицей я перед ним предстану и выглядеть буду не соблазнительно, а жалко.
Значит, на жалость и буду бить!
— Вас подождать? — по-английски спросил таксист, заинтересованно наблюдая в зеркальце, как каменеет в отчаянной решимости мое лицо.
— Не надо! — отказалась я, снова пряча свой бюст и разные прочие ценные части тела под курткой.
Потом я переложила в наиболее водонепроницаемое место — в карман тесных джинсов — мобильник и, сунув водителю заранее оговоренный полтинник евро, отважно вывалилась за борт.
Ай! Ай-я-яй!
Колючий плотный дождь накрыл меня, как подрубленная елка, — чуть с ног не свалил.
Протестующе пискнув, я втянула голову в плечи, скукожилась и запрыгала меж луж и ручьев в очаровательной манере деточки, играющей в классики.
Деточка из меня получилась кособокая, горбатая, но резвая — до крылечка в две ступеньки я домчала вихрем, такси еще не закончило разворачиваться.
— Точно не подождать? — приспустив окошко, с надеждой прокричал водитель.
