— Возьми! Рог!
— …ведь только любовь и дружба соединяют миры, как висячий мост соединяет края пропасти…
— Рог возьми!!!
— Так выпьем же за то, чтобы тонкая ниточка стала прочнее каната!
Я схватила Артема за руку и положила его ладонь на рог с вином. Дядя Ашот отступил, и под рокочущее в хачапурной «Пей до дна, пейдодна, пейдодна-а-а!» загипнотизированный происходящим дорогой гость приложился к сосуду.
Я поддержала емкость снизу, чтобы он не вздумал остановиться раньше, чем выпьет все до капли.
— Ай, маладэц! — похвалил дядя Ашот.
— Кушайте, кушайте! — захлопотала тетя Лаура.
Артем отклеился от рога, и я ловко затолкала ему в рот веточку петрушки. А то еще скажет что-нибудь политически неправильное!
Тетя Лаура растроганно всхлипнула и погнала дядю Ашота назад, в кухню, тесня его могучей грудью и подносом, с которого она сгрузила на наш стол комплиментарный шашлык.
— Сядь, — велела я Артему.
Литр вина залпом его несколько дезориентировал.
— Ешь. Шашлык у дяди Ашота такой же замечательный, как хачапури.
— А почему…
— Ешь, говорю!
— А что…
— Что это было? — Я оглянулась и послала солнечную улыбку умиленно наблюдающим за нами дяде Ашоту и тете Лауре. — Это было легендарное южное гостеприимство в его спонтанном проявлении.
— Такого я еще не видел, — дорогой гость потянул носом, принюхиваясь к шашлыку.
— Не вздумай к мясу вилкой тянуться, только руками! — скороговоркой предупредила я и взяла себе сочный кусок. — А что ты вообще у нас в Сочи видел? Хотя бы обязательные к посещению достопримечательности осмотрел?
— Какие достопримечательности?
— Значит, не осмотрел, — поняла я. — Что ж, это нужно исправить. Ты ешь, ешь. Тебе силы понадобятся.
Экскурсию мы совершили долгую и основательную, убив примерно четвертую часть суток и все четыре ноги.
Сначала посмотрели дельфинов в дельфинарии, пингвинов в пингвинариуме и самых разных рыб в океанариуме.
Решив, что хватит с нас фауны, пошли знакомиться с экзотической флорой и чинно-благородно погуляли по парку в дендрарии.
Устали, проголодались и посетили легендарную местную хинкальную, где утолили голод, но ощутили жажду, а потому логично отправились промочить горло в винный погребок.
Много чего продегустировали и кое-что еще взяли с собой.
Почувствовав прилив душевных и физических сил, решились на пешеходный марш-бросок на смотровую башню и там, усевшись на парапет с невероятным видом на морские дали и отроги Главного Кавказского хребта и свесив ноги в бездну, горланили песни о главном.
Поскольку пошатывающийся Артем по дороге умудрился влипнуть в свежеокрашенный забор и обзавестись подобием татуировки на плече, очень хорошо пошел у нас репертуар В. Цоя. «Группа крови! На рукаве! Мой порядковый номер! На рукаве!» — орали мы дуэтом, ритмично колотя пятками по древним камням.
Было здорово.
А после концерта мы кое-как сползли вниз, к морю, и там затихли, обессилев.
Я легла на спину и закинула руки за голову.
С небом творилось что-то невероятное. Оно плавно вращалось, так, что звезды смазывались в сияющие полосы, закручивающиеся спиралью. А если моргнуть — созвездия мгновенно менялись местами.
— Как будто купол неба, отлитый из черного искрящегося стекла, разбили на кусочки и засыпали их в калейдоскоп, — поделилась я впечатлением с сидящим неподалеку Артемом.
— Да ты романтик, Рыжик, — хихикнул он.
— Да, Белобрысик, я такая! — поддакнула я.
И тут, разрушая очарование момента, в отдалении запел чей-то мобильник:
— «Лада» седа-ан! Бак-ла-жан! «Лада» седа-ан! Бак-ла-жан!
— Ходят тут всякие… торговцы сезонными овощами, — проворчала я недовольно.
Лирическое настроение пропало, я с сожалением вспомнила, что мы с Артемом вообще-то не парочка, а начальник и подчиненный, вздохнула и спросила по делу:
— А та машина, которую тебе нужно перегнать, она не «Лада» седан-баклажан, я надеюсь?
— Ну не-е-ет! — Артем обиделся. — Это хорошая машина. Между прочим, кабриолет.
— Кабриолет! — протянула я мечтательно. — Я всегда хотела прокатиться, как в кино, по горному серпантину в сверкающем кабриолете… Чтобы ветер бил в лицо и развевал волосы… Твой кабриолет не желтый, я надеюсь?
— Фиолетовый ей не нравится, желтый тоже не нравится! — комично пожаловался Артем медленно вращающемуся небу. — Ты почему вообще спрашиваешь?
— Потому что волосы у меня, видишь, какие? — Я приподняла рыжую прядь и потрясла ею. — На желтом они не смотрятся.
— А на красном?
— Лучше бы на зеленом.
— Извини, перекрасить машину я не успею. Может, ты волосы перекрасишь?
— Не хочу, мне лениво. Ладно, красный сойдет, — я расслабленно зажмурилась, воображая себя, красивую, в красном кабриолете. — Хочешь, я его прям завтра перегоню?
— Завтра не надо.
— А когда?
— Как-нибудь на днях, я еще не определился.
— Ждешь у моря погоды? — сострила я.
Артем как-то странно хмыкнул:
— Ты удивительно проницательна, Рыжик.
— Да, Белобрысик, я такая, — повторила я сказанное ранее.
— У нас еще домашнее клубничное осталось, будешь? — сменил тему Белобрысик.
— Кто же в здравом уме и твердой памяти откажется от домашнего клубничного? — Я села и потянулась за стаканчиком.
Внутренний голос вякнул было что-то ехидное про псевдоздравый ум, но я даже не ощутила укола.
Продегустированные ранее домашнее ежевичное, вишневое и смородиновое здорово притупили чувствительность к мелким обидкам.
Несмотря на мелкие несообразности вроде отсутствия у меня — красивой, умной, проницательной и романтичной — пары, жизнь казалась прекрасной и удивительной.
Суббота
Разбудил меня Голос Свыше:
— Совсем сдурела, да?! — мощно пророкотал он.
Я протестующе замычала и попыталась спрятать голову под подушку.
Не получилось.
Во-первых, было ощущение, что у меня нет головы — вместо нее чугунный горшок. Тяжелый, пустой и замечательно резонирующий.
О Голос Свыше, я молю тебя, заткнись!
Во-вторых, у меня не было и подушки.
Судорожно подергивающиеся пальцы нащупали под щекой и скомкали какую-то тряпочку, недостаточно свежую и мягкую для того, чтобы обоснованно называться постельной принадлежностью. Я приоткрыла один глаз, рассмотрела эту некачественную подушку-самозванку и с умеренным удивлением опознала в ней полотенце для ног.
