Конусом расходящийся от шеи до пят белоснежный пеньюар придавал мне дополнительное сходство со статуей, заботливо подготовленной к торжественному открытию.
— Краса-а-авица!
— Просто прелесть!
— Чудо, как хороша! — послушно загомонили коллеги Ивасика, тоже немало надо мной потрудившиеся.
Охранник Гена — единственный среди нас представитель однозначно мужского пола — молча показал большой палец. Я постаралась признательно улыбнуться.
Обычно я спасаю мир натуральной красотой, не пытаясь повысить ее мощность какими-либо ухищрениями, потому что мне жалко тратить на это время и деньги. Сегодня же благотворительный фонд «Ивасик и К°» одарил меня маникюром, педикюром, масками для всего, что только можно было намазать, коррекцией и окраской бровей, завивкой ресниц, стильным макияжем и новой прической.
На стрижку я согласилась только после того, как Ивась торжественно поклялся на альбоме с образцами сложно окрашенных прядей, что в его понимании сантиметр — это именно десять миллиметров, а не дюйм, как установлено в тайной злокозненной системе мер и весов парикмахеров. А вот изменить цвет волос я пожелала сама, не желая более быть рыжей, раз это излюбленный типаж мужчины, которого я решила забыть навсегда.
— Каштановый с медной искоркой, — назвал мой новый цвет Ивась. — Очень благородно, тебе идет.
Поскольку мой личный стилист поторопился похвастаться перед коллегами, сама я оценить результат не могла — просто не видела себя в зеркале. Зато мне хорошо виден был экран на стене, а на экране — кадры набирающего силу наводнения. Бурые речки, образовавшиеся в низинах городских улиц, выглядели пугающе.
Я поежилась.
— Тебе не нравится прическа? — неправильно понял меня Ивась.
— Мне не нравится погода, — объяснила я.
— Да, такая погода для прически убийственна, — со знанием дела закивали мастерицы, с сожалением оглядывая пустой салон.
— Кажется, не только для прически, — я жестом попросила добавить новостной трансляции громкости.
— На Курортном проспекте образовалась огромная пробка, вызванная подтоплением большого участка дорожной развязки, — с готовностью поведала дикторша. — А на старом участке трассы Сочи — Норки Город произошла серьезная авария…
— Опять! — выдохнула одна из мастериц.
Остальные снова покивали: на старой горной дороге есть несколько мест, где постоянно происходят аварии.
— Водитель автомобиля «БМВ» на мокрой дороге, дополнительно суженной сошедшим грязевым потоком, не справился с управлением, и машина, пробив ограждение, упала в реку.
Камера показала кусок капота, нелепо вздымающегося в разливе бурых вод.
— О-о-о, хана парню, — сочувствуя невезучему водителю, вздохнул у меня над ухом Ивась.
— Не парню, а девке, — машинально поправила я.
В углу экрана как раз появился фотографический снимок длинноволосой блондинки.
— По информации пресс-службы ГИБДД, автомобиль принадлежал супруге известного сочинского бизнесмена Максима Коробейникова Маргарите, — с прискорбием сообщила дикторша.
— Кому?!
Я привстала в кресле, спешно разматывая простыню на шее.
— Кому? Риточке?! — эхом ахнула одна из мастериц. И зачастила: — Я же ее знаю, она у меня обслуживалась, вот только на днях приходила на окрашивание в солнечный апельсин, на фото-то она еще золотистая блондинка…
Я выпуталась из пеньюара, подбежала к экрану и запрокинула голову, всматриваясь в изображение «Риточки».
Это была она, та самая рыжая фифа из элитного коттеджного поселка, из дома на Прохладной.
И тут вдруг до меня дошло, что название этой улицы мне знакомо!
— Конечно, знакомо, это же из песни про топографический кретинизм, как там? — Внутренний голос частично поборол склероз и фальшиво напел: — Такие-то, сякие-то, Зеленые, Прохладные — как будто в детство давнее ведут меня они!
Я судорожно охлопала себя по бедрам и в боковом кармане джинсов нашла помятый листочек — распечатку скан-копии чин-чином оформленного заказа на доставку корреспонденции адресату в Ларнаке. «Улица Прохладная, 8», написано было в графе «Адрес заказчика».
Я хлопнула себя по лбу и шепотом обозвала себя дурой.
В другой раз Ивась не пременул бы поинтересоваться основаниями для такого самокритичного заключения, но сейчас он мою реплику пропустил — заслушался словами дикторши.
— Погодная ситуация не позволяет извлечь автомобиль из реки, специалисты полагают, что ночью его унесет в море, и это чрезвычайно затруднит поиски тела погибшей автовладелицы, — с сожалением поведала телевизионная девушка.
Один взгляд на кручу, с которой слетела красная машинка, объяснял, почему госпожу Коробейникову уже объявили погибшей.
— А в море от устья речки тягун, и то, что останется от тела, может выбросить через месяц где-нибудь под Анапой, — бестрепетно прокомментировал охранник Гена.
— Маргарита Коробейникова, — повторила я механическим голосом.
— Что? — Ивась поправил завиток у меня на виске.
— Красный кабриолет, — сказала я с той же интонацией.
— И что?
— И она рыжая.
— Крошка, о чем ты вообще?!
Я повернула голову и посмотрела на друга, чувствуя, что горло распирает ком, а голова пухнет от мыслей.
— Что?! — нервозно повторил Ивась.
— На ее месте должна была быть я!
— С чего бы?
— С того!
Едва не обрушив вешалку, я сдернула с нее свою сумку, подрагивающими руками взгромоздила ее себе на плечо и заспешила к двери.
— Куда?! — возмущенно завопил мне вслед Ивась. — Без зонтика, без дождевика! Я зачем тебе прическу делал, а?!
Я вернулась:
— Гриш, я знаю, ты мне друг.
— Ну и?.. — Ивасик, впечатленный тем, что я в кои-то веки назвала его по имени, выжидательно замолчал.
— Ты же за рулем? Пойдем сейчас со мной, это очень важно.
— Но у меня еще два часа…
— Ты же видишь, брат, дело важное, иди, — неожиданно поддержал меня охранник Гена.
— Иди, иди, мы тут сами, все равно людей нет, — загомонили мастерицы.
— Наташ, куда тебя несет, а? — уже сдаваясь и спешно пакуя свои инструменты, риторически вопросил Ивась. — В такую погоду не то что собаку — выдру водоплавающую грех на улицу выгонять…
— Вот именно, — согласилась я и распахнула дверь в серый дождливый вечер, окончательно и бесповоротно переставший быть томным.
На западе еще мощно громыхало, но на востоке уже синела полоска чисто вымытого неба. Непогода твердо обещала закончиться, хотя с выполнением обещания не особо спешила, и город еще кутался в частую сеточку дождя, но уже не как тяжко раненый в старые бинты, а как кокетка в дымчатую вуаль.
