Как может этот ребенок выносить не только голод, но и скуку? Остальное человечество использует приемы пищи для разделения дня. Это и награда, и развлечение – тиканье внутренних часов. Для Анны каждый день во время надзора проходил как один бесконечный момент.
Девочка приняла ложку воды, будто некое пряное вино.
– Что такого особенного в воде? – спросила Либ.
Анна сконфузилась.
Либ подняла чашку с молоком:
– Какая разница между водой и молоком?
Анна запнулась, словно ей загадали очередную загадку.
– В воде ничего нет.
– В молоке нет ничего, кроме воды и питательных веществ из травы, которую съедает корова.
Анна, слегка улыбаясь, покачала головой.
Вошла Китти, чтобы забрать поднос, и Либ умолкла.
Она наблюдала за девочкой, вышивающей цветок на уголке носового платка. Та низко склонилась над работой, от усердия высунув кончик языка.
Вскоре после десяти часов послышался первый стук в дверь. Либ услышала приглушенный разговор. Потом в дверь спальни постучала Розалин О’Доннелл и, глядя мимо сиделки, проговорила:
– К тебе гости, детка. С полдесятка, некоторые прибыли из Америки.
Оживленность крупной ирландки покоробила Либ, словно она компаньонка на первом балу дебютантки.
– По-моему, следует на время отменить подобные визиты, миссис О’Доннелл.
– Почему же? – Хозяйка дернула головой в сторону гостевой комнаты. – Они кажутся приличными людьми.
– Надзор требует соблюдения порядка и покоя. И нет возможности проверить, что у них может быть с собой…
– В каком смысле?
– Ну, еда, – сказала Либ.
– В этом доме и так есть еда, и нет нужды привозить ее с той стороны Атлантики! – хохотнула Розалин О’Доннелл. – Анна ни кусочка не ест. Неужели вы не увидели тому доказательств?
– Мне надлежит не допустить, чтобы кто-нибудь передал девочке еду и, кроме того, чтобы не было тайников, которые она может найти потом.
– Зачем им это, если они проделали весь этот путь с целью увидеть удивительную девчушку, которая не ест?
– Тем не менее…
Миссис О’Доннелл поджала губы:
– Гости уже в доме, и сейчас поздно выставлять их, а не то сильно обидятся.
В этот момент Либ пришло на ум захлопнуть дверь спальни и привалиться к ней спиной.
Однако ее удержал холодный взгляд женщины.
Либ решила уступить, а позже переговорить с доктором Макбрэрти. Проиграешь битву, выиграешь войну. Она отвела Анну в гостевую комнату и встала прямо за стулом девочки.
Посетителями оказались джентльмен из западного порта Лимерик с женой и свойственниками, а также мать и дочь их знакомой, приехавшие из Бостона. Старшая американка сообщила, что обе, мать и дочь, медиумы.
– Мы верим, что мертвые разговаривают с нами. – (Анна кивнула, не выказав никакого удивления.) – Случай с тобой, моя дорогая, поражает нас как замечательное доказательство силы духа.
Дама наклонилась и сжала пальцы девочки.
– Никаких контактов, пожалуйста, – произнесла Либ, и посетительница отпрянула.
В дверь заглянула миссис О’Доннелл, предлагая гостям чашку чая.
Либ была убеждена, что женщина провоцирует ее. «Никакой еды», – беззвучно шевеля губами, предупредила она.
Один из гостей расспрашивал Анну о дате ее последнего приема пищи.
– Седьмого апреля, – ответила она.
– В тот день тебе исполнилось одиннадцать лет?
– Да, сэр.
– И как, по-твоему, тебе удается так долго выживать?
Либ ожидала, что девочка пожмет плечами или скажет, что не знает. Вместо этого она пробормотала слово, похожее на «мама».
– Говори громче, малышка, – попросила старшая ирландка.
– Я питаюсь манной небесной, – произнесла девочка так просто, словно сказала: «Я питаюсь молоком с отцовской фермы».
Пытаясь скрыть свои чувства, Либ на миг прикрыла глаза.
– Манна небесная, – повторила младшая женщина-медиум для старшей.
– Только подумай!
Посетители принялись доставать подарки. Из Бостона привезли игрушку под названием тауматроп
[5]. У Анны есть нечто подобное?
– У меня нет никаких игрушек, – ответила девочка.
Им понравилась очаровательная серьезность ее тона. Джентльмен из Лимерика показал Анне, как скручивать две бечевки диска, а потом вращать его, чтобы картинки с двух сторон сливались в одну.
– Вот птичка попала в клетку, – удивлялась Анна.
– Ага! – воскликнул он. – Это просто иллюзия.
Движение диска замедлилось, и он остановился, так что клетка осталась на заднем плане, а птичка на переднем порхала на свободе.
Китти принесла чай, а потом жена джентльмена подарила нечто еще более удивительное: грецкий орех, раскрывшийся в руке Анны, из которого выпал скомканный шарик. Расправившись, он оказался парой необычайно тонких желтых перчаток.
– «Куриная кожица», – поглаживая перчатки, сказала дама. – Последний писк моды во времена моего детства. Нигде в мире их не делают, кроме Лимерика. Я носила эту пару полвека, и они не порвались.
Анна натянула перчатки на пухлые пальцы. Перчатки были для нее длинноваты.
– Господи благослови тебя, дитя!
После чаепития Либ строгим тоном сказала, что Анне нужно отдохнуть.
– Сначала прочитаешь с нами короткую молитву? – спросила женщина, подарившая ей перчатки.
Анна взглянула на Либ, которой пришлось кивнуть.
– О Мария, тихий свет, – начала девочка, – О, пусть я буду твоим чадом. Пожалей меня, дозволь прийти к тебе.
– Прекрасно!
Пожилая женщина хотела подарить гомеопатические тонизирующие пилюли.
– Ах, оставьте их себе, – покачала головой Анна.
– Она не может принять их, мама, – шепотом напомнила дочь женщины.
– Не думаю, что рассасывание под языком считается приемом пищи.
– Благодарю, не надо, – сказала Анна.
Когда они вышли из комнаты, Либ стала прислушиваться к звону монет, падающих в ящик.
Розалин О’Доннелл снимала с крюка над догорающим огнем котелок, стряхивая с крышки золу. Взяв тряпку, она подняла крышку и вынула круглый хлеб с крестом наверху.
