– Но сиделки не несут ответственности за смерть ребенка, – наконец заговорил мистер Таддеус.
– Разумеется, нет, – поддержал его доктор Макбрэрти. – Они были лишь исполнителями воли комитета, работая под моим началом как лечащего врача девочки.
Пастор и доктор, казалось, пытаются отвести вину от Либ и монахини, называя их бестолковыми трудягами. Она придержала язык, потому что теперь это не имело значения.
– Вот этой не следует платить все жалованье, из-за пожара, – сказал школьный учитель.
Либ едва не взвизгнула. Если бы эти люди предложили ей всего один сребреник Иуды, она швырнула бы его им в лицо.
– Я ничего не заслуживаю, джентльмены.
АНГЛО-ИРЛАНДСКАЯ ТЕЛЕГРАФНАЯ КОМПАНИЯ
Сообщение получено: 23 августа 1859 года
От: Уильяма Берна
Кому: редактору «Айриш таймс»
Последняя статья придет по почте тчк занял должность личного секретаря джентльмена зпт отъезжающего кавказ тчк извините отсутствие уведомления тчк перемены лучшему тчк благодарностью У тчк Б тчк
Далее следовал последний отчет корреспондента о голодающей девочке из Ирландии.
В семь минут десятого в субботу вечером, когда фактически все католическое население деревни столпилось в небольшой белой часовне, чтобы помолиться за нее, Анна О’Доннелл скончалась – как можно было ожидать – от обычного голода. Точную физиологическую причину этой смерти при вскрытии определить невозможно вследствие ужасного конца этой истории, которую корреспондент услышал от особы, присутствовавшей на последнем собрании комитета.
Дежурившая медсестра была, естественно, расстроена внезапной смертью ребенка и предприняла экстраординарные попытки оживить его, но при этом случайно опрокинула лампу. Топорное устройство, одолженное у соседей, работало не на китовом жире, а на более дешевом продукте, известном под названием горючая жидкость или скипидарный спирт. Эта смесь – спирт с добавлением скипидара в пропорции четыре к одному плюс немного эфира – необычайно горюча. Сообщается, что в Соединенных Штатах она вызывает больше смертей, чем все катастрофы с пароходами и на железных дорогах, вместе взятые. Лампа падает на пол, пламя охватывает постель и труп ребенка, и, хотя медсестра предпринимает попытки погасить огонь, получив при этом сильные ожоги, все бесполезно. Канистра с горючей смесью взрывается, и медсестра вынуждена бежать с места пожара.
На следующей день Анна О’Доннелл была объявлена умершей в состоянии кратковременной потери сознания, поскольку ее останки невозможно извлечь из-под руин. Согласно данным полиции, никому не предъявлено никаких обвинений.
На этом дело не заканчивается. Следует назвать это преступлением, когда девочке, не страдающей никаким органическим заболеванием, позволили – более того, спровоцировали к этому благодаря распространенным суевериям – умереть голодной смертью во время благополучного правления королевы Виктории, и никто при этом не наказан и даже не призван к ответу. Ни отец, отбросивший как свою юридическую, так и моральную ответственность. Ни мать, нарушившая закон природы и безучастно наблюдавшая за тем, как ее дочь слабеет. И даже не эксцентричный семидесятилетний врач, под чьим так называемым присмотром Анна О’Доннелл чахла. Ни ее приходской священник, не сумевший использовать полномочия своего сана для того, чтобы отговорить девочку от фатального поста. Также и члены самозваного комитета по надзору, которому сообщили, что девочка умирает, отказались в это поверить.
Слепцы – те, кто не желает видеть. Это относится ко многим местным жителям, которые принося в последние дни к почерневшим руинам хижины цветы и другие подношения, с наивной убежденностью считают произошедшее скорее прославлением местной святой, чем беззаконным убийством ребенка.
Не подлежит сомнению, что надзор, начавшийся две недели назад, вероятно, запустил механизм смерти, приостановив тайные способы кормления и тем самым способствуя умерщвлению девочки, за которой надлежало наблюдать. Последнее, что сделала комиссия перед роспуском, – это объявление смерти, наступившей от естественных причин, Божьим деянием. Но ни Творца, ни Природу не следует винить за то, что совершили человеческие руки.
Уважаемая главная медсестра,
наверное, вы уже наслышаны о трагическом завершении моей последней работы. Должна признаться, я настолько потрясена, настолько разбита физически, что в обозримом будущем не смогу вернуться в госпиталь. Я приняла приглашение пожить с моими родственниками на севере.
Искренне ваша,
Элизабет Райт.
АННА МАРИЯ О’ДОННЕЛЛ
7 апреля 1848 – 20 августа 1859
Отошла в лучший мир
Эпилог
На шестидесятом градусе южной широты в лучах ласкового солнца конца октября миссис Элиза Райт называла по буквам капеллану свое имя и фамилию. Она поправила перчатки, которые всегда носила на изуродованных шрамами руках.
Капеллан перешел к следующей строке журнала:
– Уилки Бернс. Род занятий?
– До недавнего времени управляющий печатного концерна, – ответила она.
– Прекрасно. Намерен ли он заняться печатью в Новом Южном Уэльсе, например выпускать газету для шахтеров?
Элиза Райт грациозно пожала плечами:
– Я совсем этому не удивлюсь.
– Вдова и вдовец, – записывая, пробормотал капеллан. Его взгляд устремился поверх волн на восток. – «Отрясти прах печали на новых пастбищах», – менторским тоном процитировал он.
Элиза со слабой улыбкой кивнула.
– Британские подданные, Англиканская церковь…
– Мистер Бернс и его дочь – католики, – поправила Элиза. – Когда сойдем на берег, мы пройдем другую церемонию в той церкви.
Она думала, капеллан может придраться к этому, но он милостиво кивнул. Элиза смотрела через плечо мужчины, как тот записывает название судна, дату, точную широту и долготу. И вспомнила, как месяц назад бросила в волны свою записную книжку.
– А Нэн Бернс, – спросил капеллан, – по-прежнему страдает от болей в желудке и меланхолии?
– Море начинает хорошо на нее действовать, – заверила Элиза.
– У нее теперь есть мать! Какая чудесная история – то, как вы с этой девочкой познакомились в корабельной библиотеке, без лишних церемоний, и все, что за этим последовало…
Элиза, улыбнувшись, скромно молчала.
Вот они идут по палубе – бородатый ирландец с коротко остриженными рыжими волосами, держащий за руку девочку. Нэн сжимает в руках четки из стеклянных бусин и букет бумажных цветов, которые, видимо, сделала сама. Краска на них еще не просохла.
Элиза подумала, что сейчас разрыдается. Никаких слез, приказала она себе, не сегодня.
