– Не очень-то и хотелось, – бурчал Шарабани, – чего я там не видел?
В маленькой чисто побеленной комнате вытянулись на стеллажах длинные ряды английских "лиэйнфилдов", отдельно стояли на сошках пяток "бренов". На белой стене, чернела кривоватая начертанная от руки надпись, гласившая:
"Оружие, соответствующее договору о прекращении огня."
У стены, под надписью "Угол связи" скучал у тумбочки с телефоном тощий очкастый солдатик.
– Мишке, – позвал его лейтенант, – принимай новеньких.
Солдатик оживился, извлек из тумбочки пачку бумаг, ручку и разложил все на снарядном ящике.
– По одному берем винтовку, подходим, четко называем мне номер, подписываемся. Поехали.
Заметив в углу одинокий МГ-34, Линкор с облегчением выдохнул.
– Значит так, – лейтенант продолжал знакомить новичков с местом службы, – в течение следующего месяца вы поступаете в распоряжение «Царя горы», – командира гарнизона. Кроме него вы подчиняетесь нам, бойцам «поплавка». Нас еще называют «царевыми людьми».
Здесь, на Горе, вы в полном нашем подчинении, помогаете следить за противником, оборудовать позиции, охранять здания университета и больницы. В случае войны вы получите от нас нормальное оружие и даже технику вместо старья, выданного вам в оружейке.
Следующим пунктом их экскурсии была крыша кампуса.
– Посмотрите вокруг… – Цибульский сделал жест рукой, – Весь Иерусалим лежит перед вами.
Они стояли на крыше университетского здания в укрытии из мешков с песком. У стены уставилась в небо ржавая водопроводная труба на подпорках, явная имитация миномета.
Ледяной ветер пробирал до костей, заставляя прятать лица в воротники шинелей.
Внизу распростерся склон Масличной горы, долина Кедрона, мусульманское кладбище. За ней сказочной твердыней возвышалась стена Старого города, с наглухо замурованными Воротами Милосердия. А выше парили в небе свинцовые купола Эль Акцы и Куббат ас-Сахры. Город казался вымершим напрочь.
– Линия прекращения огня находится там, позади, а здесь мы в тылу врага. В случае войны арабы первым делом попробуют уничтожить анклав, а наши – прорваться и соединить гору с остальным Иерусалимом. Задача гарнизона продержаться сутки, пока ЦАХАА не прорвется сюда.
По соглашению о прекращении огня, Израилю позволено держать на горе сто двадцать полицейских, без тяжелого вооружения.
Цибульский усмехнулся в редкие юношеские усики, – Но, поверьте мне, в случае боевых действий иорданцев ждет немало сюрпризов, а пока мы отвлекаем внимание такими игрушками. – Он похлопал рукой по ржавой трубе.
– Все понятно, инспектор! – хохотнул Гаврош.
Лейтенант невозмутимо надвинул фуражку на лоб и показал рукой в сторону черепичных крыш Августы Виктории. Крохотная фигурка иорданского часового застыла на колокольне.
– Не стоит себя обманывать, не мы одни такие умные. Иорданцы делают то же самое. Их полицейские на горе, – переодетые легионеры. Комплекс Августы Виктории превращен в крепость. Скорее всего, именно оттуда они будут атаковать.
Цибульский откашлялся, потер руками покрасневшие от холода уши. Поглядел вниз и сплюнул через парапет.
– Деревня Исауие вон там, официально находится в израильской демилитаризованной зоне, на деле, легионеры гуляют там как у себя во дворе, под домами строится укрепрайон.
Короче, формально соблюдается перемирие, но в реальности обе стороны кладут на него с прибором, а карта "Офицерского договора", как известно, потерялась, и разобраться в территориальной принадлежности там внизу не сможет никакой ООН.
Теперь посмотрите сюда.
Он подошел к противоположной стороне крыши:
– Там, – он указал на горстку зданий, словно сбившихся в кучку между деревьями, – больница. Больных в ней давно нет, но кое-какое оборудование еще осталось. Там же, естественно, наша санчасть.
– Это, – он ткнул рукой в сторону на трехэтажного здания с белым куполом, – Национальная библиотека. Каждые две недели мы отправляем обратно книги, но их там хватит еще лет на десять.
Цибульский зябко подышал на замерзшие ладони, – В общем, добро пожаловать на Гору Скопус. Постепенно будете входить в курс дела.
К вечеру неожиданно пошел снег. Вымороженная Гора и без того недобрая и пугающая, укрывшись белым саваном, стала совсем зловещей. Дмитрий никогда не верил ни в бога, ни в черта, но, бродя по пустым заброшенным университетским коридорам и аудиториям, он чувствовал, мороз, пробегавший по коже.
Когда совсем стемнело, в казарму явились трое "царевых людей" и попросили свободных от караулов подсобить. Они перетащили из университетских подвалов в больницу десятка два тяжеленных зеленых ящиков.
– Ждите здесь, – бросил им один из "поплавков". Все трое куда-то испарились.
Адам поднял горящую зажигалку и медленно двинулся по кругу. Язычок пламени осветил ржавые кровати, истрепанные рваные занавески, горы бумаг. Дмитрию стало не по себе.
Масла в огонь подлил стенд с фотографиями. Несколько десятков карточек, на них веселые, беззаботно улыбающиеся люди. Адам водил вдоль стенда зажигалкой, освещая новые и новые лица. Одно из них показалось Дмитрию знакомым.
– Это ж вылитый Линкор! – подтвердил его догадку Адам.
– Точно, – Двир присмотрелся, – и фамилия его.
– Эй, Линкор, – позвал Двир, – ты как тут оказался?
Линкор исподлобья глянул на стенд и отвернулся.
Адам озадаченно пожал плечами, поднял зажигалку повыше и прочел заголовок: "Вечная память павшим 13 апреля 1948 года".
– Черт! – выругался Адам, выронив зажигалку, – да они же все мертвецы…
Свет фонарика мазнул по стенам "поплавки" вернулись.
– Эй, служивые! – позвал старший "царских людей" – Берись за ящики и за мной.
Они проволокли свою ношу по темным подвальным коридорам. Сложили их штабелем у выхода на улицу.
– Спасибо, парни! – поблагодарил их старший и передал фонарь одному из своих, – Моти проводит вас.
Обратно шагали молча. Уже в здании университета Двир не выдержал и поинтересовался у проводника:
– А что у вас в ящиках-то?
– Противопехотки, – пожал плечами Моти, – будем склон минировать.
– Ого, – удивился Двир, – откуда такое богатство? В оружейке-то только винтари ржавые, да "бренов" пяток.
Моти лишь загадочно хмыкнул.
Дежурить Дмитрию выпало на рассвете. Товарищем по несчастью был Гаврош.
Прихватив термос с кофе, они дождались разводящего и сменили на крыше двух посиневших от холода пехотинцев.
Гаврош пристроился в углу, зарылся в поднятый воротник, пробормотал что-то про недосмотренный сон и отключился.
