– Мы еще не закончили разбирать доказательственные материалы, но пока не нашли ничего, что как-то указывало бы на вашего сына. Никаких документов, фотографий или видео. Ни в младенческом возрасте, ни позже. А эта теория с беби-боксом… – Он снова прочистил горло. Судя по охрипшему голосу, у Брандмана действительно в горле стоял комок. – Само собой разумеется, мы проверим все больницы в стране, чтобы выяснить, возможно ли такое. Но пока мы не нашли ничего, что подтверждало бы ваши слова.
«Естественно».
Штерн перенес вес на правый костыль и что было силы вдавил его в бетонный пол подвала. Другой рукой нащупал мятый конверт в заднем кармане брюк. На прощание Энглер засунул ему фото десятилетнего мальчика, задувающего свечи на своем именинном торте. «Апрель, Апрель», – было написано печатными буквами поперек торта.
И здесь его обманули. Штерн моргнул, как будто ему в глаз попала соринка. Когда-нибудь все же выяснят, как Энглер добрался до видео с камер наблюдения. Как ему удалось их обработать, чтобы они выглядели настолько правдоподобно. Возможно, даже отыщут мальчика-именинника, черты лица которого были изменены и приближены к чертам Штерна с помощью какого-нибудь ультрасовременного графического редактора. А может, это вообще искусственная фигура. Чудо из пикселей, созданное на компьютере.
От ярости у Штерна в ушах зашумела кровь, и он постарался взять себя в руки. Все эти размышления не изменят тот факт, что видео с десятилетним мальчиком было всего лишь дешевой приманкой. Феликс по-прежнему был мертв, как и все это время. Штерн радовался, что не поделился своими противоречивыми иррациональными надеждами с Софи.
– Мы все проверим и выясним, был ли ваш сын тогда… – Следователь по особо важным делам умолк на середине предложения и удивленно посмотрел на потолок. С верхних этажей к ним в подвал доносилась приглушенная музыка регги.
– Что это? – с недоумением спросил он.
– Это? Наш сигнал.
Штерн похромал к двери подвального помещения.
– Я очень благодарен, что вы показали мне видео, снимающее с меня вину. Но боюсь, сейчас вам придется разуться.
– Это еще почему? – Брандман выглядел так, словно Штерн плеснул в него стакан ледяной воды.
Роберт открыл дверь, и карибская мелодия стала громче.
– Потому что официальная часть закончена, и я хочу сдержать одно обещание.
5
– Вот ты где!
Симон, смеясь, подбежал к Роберту по искусственному песчаному пляжу. Десять сотрудников агентства по организации праздников трудились целую ночь, чтобы рассыпать мелкий песок по всему цокольному этажу виллы. Потом все стены и окна украсили в стиле южных островов, а в песчаных дюнах разложили банановые листья, установили искусственные пальмы и факелы для освещения. Даже камин с дровами походил сейчас на костровище из романа о Робинзоне Крузо.
Но по-настоящему идеальной эту островную вечеринку делала пляжная барная стойка из настоящего бамбука, которая стояла в центре бывшей гостиной и за которой Борхерт смешивал безалкогольные коктейли.
Штерну неожиданно захотелось убежать отсюда. Туда, куда его пытались утащить мрачные мысли. Куда угодно, только подальше от этого места. Он больше не узнавал свою виллу. Не из-за кораллового песка и пальм, а потому, что дом наполнили звуки, которые не проникали сюда много лет: смех, музыка, радость. Штерн видел Симона, Карину, Борхерта, Брандмана, профессора Мюллера и даже своего отца. Все знакомые лица; люди, которых он сам пригласил, и все-таки они были ему чужими.
Симон подходил все ближе, и желание сбежать становилось непреодолимым – но тут что-то изменилось. Мальчик словно нес в руке невидимый факел. И вокруг него становилось светлее. Штерн только сейчас почувствовал, как сильно он соскучился по мальчику.
Когда Симон наконец встал перед ним и улыбнулся с той искренностью, на какую большинство взрослых не способны, Роберт впервые понял, почему Карина вызвала его тогда на территорию заброшенной фабрики. Мальчик никогда не нуждался в его помощи. Все было как раз наоборот.
– Большое спасибо! – засмеялся Симон, и терзающие Роберта вопросы на секунду затихли у него в голове. – Это так здорово, спасибо!
Мягкая детская рука коснулась его, и у Штерна мелькнуло смутное подозрение, что ответы, которые он упорно искал в последние дни, были не такими уж важными. И когда мальчик потянул его к пляжному бару, Роберт впервые увидел то, что его глаза до сих пор не замечали: Симона, Карину, близнецов, самого себя. Все они выжили. Ребенок рядом с ним больше не мучился от необъяснимых смертоубийственных фантазий. И мог смеяться, есть мороженое, танцевать ламбаду и радоваться сегодняшнему дню, хотя в его го лове жило нечто гораздо более разрушительное, чем мрачные мысли.
«Если он может, то и у меня, наверное, получится», – надеялся Штерн. Не всегда. Не долго. Возможно, сегодня. Сейчас. В этот момент.
Он облокотился о стойку, кивнул сначала Борхерту, потом Карине и обрадовался, что друзья поняли его без слов – и передали ему мороженое, которое он обещал Симону.
Вечеринка продолжалась более двух часов. Сначала разожгли костер и пожарили шашлыки, а потом танцевали. Когда оживление немного улеглось, Штерн подошел к Симону и Карине, которые резко оборвали разговор, когда он сел на песок рядом с ними.
– Ну, о чем вы тут сплетничали? – спросил он.
– Да так, – ответил Симон и лукаво улыбнулся. – Я никак не мог поверить, что это твой дом.
– Да, тут Карина в порядке исключения права.
– И ты здесь живешь?
– Да, когда не ночую в жилом фургоне.
Штерн широко улыбнулся Карине, и она ответила тем же.
– Тогда где вся твоя мебель?
– А, не бери в голову, – засмеялась Карина, которая слишком хорошо знала, что вилла Роберта еще никогда не была так уютно обставлена, как сегодня.
Она встала, чтобы сходить за напитком. Штерн смотрел на изящные следы, которые тянулись за ней по песку.
– Слушай, – спустя какое-то время обратился он к Симону. Тот развалился на песке рядом с ним и смотрел в потолок. Там, где должна была висеть люстра, болталась сетка с настоящими кокосовыми орехами. – Профессор Мюллер сказал мне, что все-таки хочет еще раз попробовать провести терапию. Знаешь, иногда КТ-сним ки головного мозга вводят в заблуждение. Завтра он проверит, насколько твоя опухоль распространилась в другую половину мозга, и потом…
Штерн запнулся.
– Симон?
– Да?
– Что с тобой?
– Я… я не знаю.
Мальчик сел и с не меньшим ужасом уставился на свою левую ступню.
– Карина? – позвал Роберт и поднялся.
– Не волнуйся, это просто приступ эпилепсии, – успокаивала она больше себя, чем ребенка.
