– Правда. – Гриф перевернул свою банку из-под колы вверх дном.
– И вы готовы сказать мне «отличная работа»?
– Нет. Я никогда так не говорю, – ответил Гриф и смял банку.
Кристина хмыкнула.
– Вы были бы никудышным учителем.
– К счастью, я прекрасный адвокат.
Гриф моргнул, глядя на Кристину.
– А вы, значит, решили не обращать внимания на тот факт, что Джефкот солгал вам, что познакомился с Гейл только накануне убийства? А у полиции тем временем есть свидетель, который видел его там раньше.
– Но свидетель ведь может и ошибаться. Говорят, что показания свидетелей не так надежны, как все привыкли думать. Кажется, я читала об этом в какой-то статье.
– Это так, но те статьи касаются случаев, когда свидетель находился в опасности или в тревожной обстановке – например, когда ограбили банк и людей просят описать нападавших. Вот в этих случаях считается, что люди не могут дать достоверную информацию, потому что слишком эмоциональны или взволнованны. – Гриф вытер салфеткой рот. – Но ситуация с вашей соседкой – другая. Вы описываете мне женщину, которая идет вынести мусор на задний двор. Она присматривается с любопытством, потому что видит симпатичного мужчину, который зовет ее соседку. И кроме того – она утверждает, что света там было достаточно, и я склонен ей верить: в свете, идущем из квартиры, все видно куда лучше, чем в свете уличного фонаря или луны.
Кристина сглотнула комок в горле.
– Но, может быть, Закари все же не лгал – может быть, он просто перепутал. Недопонял. Или, может быть, солгал потому, что не доверял мне. Я же тогда не работала на его адвоката. Мы с ним в тот день только познакомились. Плюс…
– Вы ищете ему оправдания. – Гриф уставился на Кристину тяжелым взглядом.
– Нет, я смотрю непредвзято.
– Нет, вы пытаетесь игнорировать факты, которые не в пользу Джефкота, те факты, которые могут свидетельствовать о его вине, и всячески подчеркиваете то, что якобы свидетельствует о его невиновности и может снять его с крючка.
– Нет, это не так, – сказала Кристина, но в глубине души задумалась, а не правда ли то, что он говорит.
– Вы верите, что он невиновен.
– Да, верю, – искреннее ответила Кристина. – Я не могу быть совершенно в этом уверена, но я действительно думаю, что он невиновен.
Гриф поднял мохнатую седую бровь.
– Я бы уволил вас, если бы вы не работали на меня бесплатно.
– Почему? – удивилась Кристина. – Мы же с вами его защитники – мы должны верить в то, что он невиновен.
– Нет, это только в кино и по телевизору так бывает. А в жизни все совсем по-другому. – Гриф наклонился вперед, поставив локти на стол. – Джефкоту не нужна наша с вами безусловная слепая вера, ему не нужно наше «да» или «нет». Наша работа – сделать так, чтобы его оправдали. И единственный путь добиться этого – быть абсолютно беспристрастными и объективными по отношению к фактам, которые мы добываем. Только так мы сможем убедить присяжных, а до этого – выдержать натиск окружного прокурора, ФБР и обвинителей из Вирджинии и Мэриленда.
Кристина не перебивала Грифа, потому что он явно был возбужден, его серые глаза горели убежденностью, видимо, он немало думал на эту тему.
– Если вы понимаете и признаете весомость фактов, свидетельствующих против вашего клиента, вы можете искать и находить убедительные аргументы в его защиту. Если же вы недооцениваете факты, которые вас не устраивают, то вы никогда не сможете противостоять тем, кто их оценивает правильно.
– О’кей. – Кристина вдруг начала понимать, каким убедительным может быть Гриф для жюри присяжных. Она встала, подошла к столу, чтобы посмотреть его записи, в беспорядке валяющиеся на его поверхности.
– Знаете, мне нужно совсем немного времени, чтобы просмотреть ваши записи и организовать их. Тогда мы сможем делиться информацией.
– Моя бывшая ассистентка, помнится, говорила то же самое.
– А где она теперь? – Кристина начала собирать блокноты.
– Она умерла.
– Простите. – Кристина вдруг заметила папки, которых раньше не видела. – А это что?
– Дела. Похожие случаи, которые я достал из коробки.
– Коробки?
– Там, – Гриф небрежно махнул рукой в сторону боковой двери, – я храню там старые документы. Когда-то они валялись у меня по всему полу, но теперь, когда я уже почти не практикую, в этом нет надобности.
– Позвольте мне взглянуть?
– Нечего вам там делать.
– Всего одну минуточку! – Кристина подошла к двери и выглянула в коридор. Она шлепнула по выключателю, и лампочка осветила стену с полками, заставленными коробками, с левой стороны, а с правой – нечто, от чего у Кристины быстрее забилось сердце.
– Это что, пробковая доска?
– Что вы сказали? – крикнул Гриф со своего места, но Кристина уже стояла рядом с доской, которая вся была в мелких дырочках. Она вытащила ее в коридорчик, а потом затащила в кабинет. Никто не умеет использовать пробковые доски лучше, чем учителя – и она уже чувствовала вдохновение.
Гриф застонал.
– Что это вы делаете?
– Организую нас. – Кристина прислонила доску к боковой стене, которая была пуста. – Для чего вы ее использовали?
– Моя секретарша любила меня повоспитывать. Здесь был мой календарь и календарь моего партнера, раньше. Давно.
– У вас был партнер?
– Да. Его звали Том, а фамилию я не помню. Он был мелкий такой… я звал его Том-Коротышка.
Кристина пропустила это.
– У вас есть бумажные полотенца?
– Нет, а зачем?
Кристина сдула толстый слой пыли с поверхности доски.
– Вот зачем. Пожалуйста, дайте мне несколько салфеток со стола.
– Зачем вы это делаете? – Гриф протянул ей салфетки.
– Нам нужна эта доска для работы. Нам нужно, чтобы все было в одном месте: все факты, может быть, даже карта тех мест, где произошли убийства, а еще время и место. – Кристина стирала пыль с доски. – Нам нужен список фактов – как вы сказали, всех фактов, в том числе плохих, которые свидетельствуют не в пользу Джефкота, чтобы проанализировать их максимально объективно. Нам нужна хронология событий – тогда мы сможем делать какие-то выводы.
Гриф закатил глаза:
– Вы хотите штаб. Карта и маленькие флажки… как в кино.
– Да, но штабы существуют не только в кино, разве не так? И разве у вас в прошлом не было такого штаба?
– Штабы – это для тех юристов, у которых есть армия. А у меня всегда был только я сам.
– А как же Том-Коротышка?
– Он продержался всего шесть месяцев.
