Описание, данное Гюго «Марин-Террас» в «Вильяме Шекспире» как «тяжелого белого куба… в форме гробницы», отдает темными тонами, которые он использовал для своих портретов в ссылке. Декорации расставили в ноябре, когда Франсуа-Виктора оторвали от его любовницы-актрисы и когда с Ла-Манша подули пронизывающие ветра. Дорога, ведущая к «Марин-Террас», была пустынна, если не считать редких телег, наполненных водорослями. Во время шторма ужасно дребезжали подъемные окна, которые Гюго сравнивал с гильотинами. Дом резонировал, «как риф».
«Вдруг сын возвысил голос и спросил отца:
– Что думаешь ты об этой ссылке?
– Что она будет долгой.
– Чем ты намерен ее заполнить?
Отец ответил:
– Буду глазеть на океан.
Наступило молчание. Первым заговорил отец:
– А ты?
– Я, – ответил сын, – буду переводить Шекспира».
Но летом 1852 года впечатления были совершенно иными: «Небольшое гнездышко у моря, которое городские газеты называют „превосходной резиденцией на пляже Азетт“. Это настоящая лачуга, зато ее фундамент омывается океаном»
{916}.
Гюго прожил на острове Джерси три года, хотя, наверное, уместнее говорить не об одной, а о нескольких жизнях: жизни его творчества, жизни его сознания, жизни изгнанника (в основном обреченного время от времени встречаться с собратьями-ссыльными) и жизни, которую он оставил в Париже и которая уныло лежала поверх «компостной кучи» книг в углу его комнаты в «Марин-Террас» в виде вырезки из местной газеты с рекламой «Молчаливого друга»: пособия по мастурбации и как с ней покончить
[34]
{917}.
С первых же дней Гюго озаботился тем, как распространить «Наполеона Малого»: «Давайте раздуем ветер». В газете, выпускаемой ссыльными, «Человек» (L’Homme) появлялись рекламные объявления, из которых ясно, что враги Наполеона III занимались садоводством и продажей фруктов и овощей, починкой часов, содержанием гостиниц и преподаванием. Гюго внес вклад в местную экономику, оживив один из традиционных для Нормандских островов промыслов – контрабанду
{918}.
«Наполеон Малый» вышел в Брюсселе через два дня после того, как Гюго прибыл на Джерси; 8500 экземпляров разошлись менее чем за две недели. К концу 1852 года напечатали 38 500 экземпляров; их читали вслух на тайных собраниях по всей Франции и переписывали от руки. «Наполеона Малого» переводили на другие языки. В Германии Napoleon der Kleines вышел в Бремене, Гере и Муртене, Napoleone il Piccolo, напечатанный в Лондоне, вскоре появился в Италии. Вышло издание на испанском языке и по крайней мере три пиратских издания во Франции. Только в Мексике, как будто предчувствуя французское вторжение 1862 года, вышло два перевода: Napoleon el Chiquito и Napoleon el Pequeño
{919}. Ни за одно такое издание Гюго гонорара не получил, хотя мексиканское правительство наградило его золотым пером с гравировкой
{920}. В Лондоне слова «Виктор Гюго» и «Наполеон Малый» появились на двойных рекламных щитах, на бортах железнодорожных вагонов и на стенах двух тысяч домов в обрамлении цветов французского флага. Читателям предлагался выбор. «Наполеона Малого» можно было купить в сериях «Современная французская литература» и «Народное дешевое издание»
{921}. Книга стала одним из осенних бестселлеров. По словам Гюго, отрывки из «Наполеона Малого» появлялись в газетах «от Лондона до Калькутты, от Лимы до Квебека». Общий тираж, судя по всему, составлял «более миллиона экземпляров»
{922}.
Читатели, которые хотели больше узнать об авторе, покупали двухтомник «Произведений ораторского искусства», в котором собрали все публичные высказывания Гюго, начиная со вступительной речи во Французской академии в 1841 году. Знаменитое утверждение Эдмона Бире, что Гюго будто бы «причесывал» собственные речи, вставляя в них политически корректные замечания и шутки, которые он придумал много лет спустя, в большой степени является преувеличением
{923}. Огромное впечатление производит другое. Как утверждается в «Примечании издателя», очень немногие политики способны собрать все свои высказывания за последние двенадцать лет в одной книге!