Книга Жизнь Гюго, страница 89. Автор книги Грэм Робб

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Жизнь Гюго»

Cтраница 89
Завтра, на рассвете, когда свет падет на землю,
Я уйду. Знаю, ты ждешь меня
За лесами, за горами,
Я больше не могу быть вдали от тебя.
Я пойду, устремив взор к своим мыслям,
Не видя ничего вокруг, не слыша шума,
Один, безвестный, сгорбившись, сжав руки
В печали; и день для меня будет как ночь.
Я не посмотрю, как упадет золотой вечер,
Не увижу парусов вдали, в Арфлере,
И когда приду, я положу на твою могилу
Цветущий вереск и зеленый падуб.

В то время как публичный Гюго поднимался на голгофу, остальные его ипостаси занимались другими делами – но какими? Пытаться расположить все известные факты о жизни Гюго в хронологическом порядке – занятие неблагодарное. Для биографа это то же самое, что искать пропавшую массу. Гюго обычно назначал встречи на ближайшую четверть часа {738}, уверяя, что весь день у него расписан по минутам; и все же многое свидетельствует о том, что он был человеком праздным.

С 1843 по 1849 год он написал всего 143 стихотворения и фрагментов, то есть в среднем меньше, чем две строчки в день или менее чем одно стихотворение за две недели {739}. Он работал над романом «Несчастные», как каторжник, но нерегулярно. Рукопись часто откладывалась в сторону. В феврале 1848 года, когда разразилась революция, Гюго на несколько лет забросил работу над романом. В его записных книжках встречается масса ненужных сведений: «Дыхание кита зловонно», «Сажа – лучшее удобрение для гвоздик». Он писал речи и статьи на политические темы (в 1848 году он написал их шесть), ходил на заседания в академии, парламенте и Обществе литераторов, писал рекомендательные письма и регулярно ездил на кладбище в Вилькье. Тем не менее у него оставалось много свободного времени. «Как все старики и большинство мыслителей», он крепко спал, но всего по нескольку часов кряду. У него была жесткая постель и подушка, похожая на «греческий фронтон» («пуховые подушки, в которых тонешь, пугают меня») {740}. Он довел до совершенства отнимающий много времени процесс чтения – тоже своего рода вид нудной домашней работы. У Гюго был свой метод: «Я беру книгу, скажем «Маленькую Фадетту» мадам Санд… Открываю на любой странице и, если ничто там не привлекает моего внимания, я открываю ее второй раз наугад; если книга по-прежнему не привлекает меня, я открываю ее третий раз, снова наугад; если на странице нет следов мыслей или идей, я закрываю книгу и считаю ее плохой» {741}.

Недостаток его метода вскрылся после отъезда в ссылку. Книги, о которых он высказывал свое мнение, находили в его библиотеке с неразрезанными страницами.

Итак, большие промежутки времени оставались незаполненными. Жюльетта часто жаловалась, что у нее он почти не бывает. Он посещал спектакли и приемы, в гостях писал легкомысленные стихи в альбомы и стал настоящим мастером в искусстве буриме. Одно такое четверостишие, которое не включали в полные собрания сочинений Гюго, подписано «Виктор Гюгом» – рифма к слову «альбом» {742}. В другом, также неопубликованном, он сообщает ирландской актрисе по фамилии Дош, что, поскольку у ее ног oignons (слово означает как «лук», так и «шишку», «выпуклость»), то ей нужно было родиться «тюльпаном» {743}. Одно из лучших импровизированных стихотворений проехало по всему Парижу на куске картона, принадлежащего слепому нищему:

Как Велисарий и Гомер, он слеп,
И лишь дитя направляет его неверные шаги,
Руку, что подает нищему хлеб,
Он не увидит. Зато ее видит Бог {744}.

Общественная деятельность Гюго уступала его страсти к сбережениям. В 1845 году он оценивал свои капиталовложения в 300 тысяч франков – около миллиона фунтов на современные деньги {745}. «Я слишком тяжело работал, чтобы дожить до старости, и я не хочу, чтобы мои жена и дети жили на пособие, когда я умру». В палате пэров он не слишком усердствовал, одежду носил до тех пор, пока она не разваливалась на нем, его никогда не видели ни в кафе, ни в казино. Зато, как он писал, «у меня всегда были два свойства, без которых я не мог бы жить: чистая совесть и полная независимость».

Итак, пропуски во времени можно объяснить лишь всепоглощающим хобби или пристрастием. К такому выводу пришла и Жюльетта. Два ее письма, написанные в феврале и марте 1847 года, которые Поль Сушон из соображений благопристойности не включил в свое издание, представляют собой практически меню сексуальных видов спорта, доступных мужчине, располагающем свободным временем и влиянием в Париже середины XIX века. Робко угрожая местью, она припоминает Виктору «живые картины», «литографии – ходячие или доставленные на дом», «аристократические забавы», «нечаянные встречи» в омнибусе, его красноречивое поведение – «победителя, стихийного, спонтинного академика» – и череду очевидных отговорок и алиби: «частые визиты в городскую ратушу» и «твои негеракловы подвиги» {746}.

Жалобы Жюльетты на недостойное поведение подтверждаются зашифрованными записями самого Гюго. Слово «спонтинный», возможно, образовано от фамилии композитора Спонтини; судя по позднейшим записям, этим словом Гюго обозначал эякуляцию. Под «живыми картинами» имеются в виду английские «актрисы», которые воссоздавали знаменитые произведения искусства в прозрачных трико. Полные порнографические подробности приводятся в дневнике Гюго: однажды он, пребывая в подавленном настроении, заметил, что женщины из общества показывают гораздо больше обнаженного тела, чем их более доступные копии из низов, и очень взволновался, увидев чьи-то соски, выставленные на всеобщее обозрение. Он нанимал проституток, занимавшихся стриптизом, что было дешевле и безопаснее, чем физический контакт. Во всяком случае, Гюго очень любил развлекаться подобным образом. Кроме того, он знакомился с пассажирками омнибуса – возможно, именно поэтому в 1878 году он пожертвовал крупную сумму парижским водителям омнибусов.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация