Не важно, увиделся ли он со своим отцом, прежде чем тот умер, любопытно, что в декабре, когда Рембо писал матери, прося рекомендаций, он велел ей подписаться Épouse Rimbaud («супруга Рембо»), несмотря на тот факт, что последние восемнадцать лет она называла себя «вдовой Рембо».
Известен такой маршрут: Рембо вышел из кареты у подножия заснеженного перевала, недалеко от входа в незавершенный Сен-Готардский туннель, и отправился в горы пешком с небольшой группой туристов. Первая часть его отчета описывает восхождение. Он, видимо, был задуман как урок географии для сестры. У Рембо был учительский взгляд на, казалось бы, очевидные детали: «Люди, не привыкшие к виду гор, узнают, что горы могут иметь пики, но пик – это не гора. Так, вершина Готард занимает площадь в несколько километров».
Такое неожиданно запоминающееся наблюдение – Альпы тупые – это взгляд филомата, упивающегося демистифицированным миром: удовлетворение засвидетельствованием факта о неточности романтических гравюр.
Постепенно факты обретают почти мстительную скорость:
«Ни малейшей тени сверху или по сторонам, несмотря на огромные объекты вокруг. Ни тропы, ни пропасти, ни ущелья, ни неба: ничего, кроме белизны, которая снится, которую трогаешь, видишь или не видишь, так как невозможно смотреть вверх из белой засады, которая считается серединой дороги. Невозможно поднять голову в такой колючий ветер, когда ресницы и усы превращаются в сталактиты, в ушах свист, а шея распухает от холода. Не будь теней от идущих людей да телеграфных столбов, отмечающих гипотетический путь, ничего не стоило бы сбиться с дороги. […]
Двигаешься, конечно, утопая в снегу до ребер, затем до подмышек… Бледная тень за разломом – это готардский странноприимный дом, общественное и медицинское учреждение – уродливая постройка из сосны на каменном фундаменте с пирамидальной крышей. На звонок выходит жуликоватого вида юноша. Поднимаешься по лестнице в грязную, с низким потолком комнату, где тебе дают хлеб и сыр, похлебку и выпивку. Вы видите огромных рыжих собак, о которых ходит столько рассказов. Вскоре с гор спускаются отставшие, полумертвые от усталости. К вечеру набирается человек тридцать. После ужина каждому выдают жесткий матрас и слишком тонкие одеяла. Ночью слышно, как хозяева воздают благодарственные молитвы за то, что в этот день им удалось обворовать казну, отпускающую им деньги на содержание их лачуги.
[…] Тем утром при солнце в горах великолепно: ветер стих, во время спуска сбегаешь вниз окольными тропами, прыгаешь, скатываешься, отмахивая сразу по миле до самого Айроло по ту сторону туннеля, где дорога снова приобретает альпийский характер, кружит, пропадает под ногами, но неуклонно спускается вниз».
Это великолепное письмо, похожее на грохочущую лавину, заслуживает того, чтобы появиться в любой антологии романтического альпинизма, предпочтительно в качестве эпилога. Выход за грань обычных возможностей, который предположительно должен приподнимать поэтическую душу над путем несчастий, сглажен. Человеческие существа срезаны до подмышек. Божественная помощь принимает форму монашеской аферы. Это Природа без святых и ангелов, загроможденная «огромными объектами» (обычно называемыми горами); мир невзгод и смехотворных крайностей.
Переход Рембо через Альпы подобен «Озарениям» под открытым небом, написанным для нелитературной аудитории. Это тот же безбожный мир, в котором некая реальность может быть достигнута за счет личности, где сам писатель – просто «тень» в убийственной белизне.
Со сменой времен года то, что пишет Рембо, постепенно оголяет себя, выявляя внутреннюю маниакальность. Эта тщательно написанная страница опять возобновляет сезонную драму последних восьми лет. В первом акте путешественник сбивается с пути и доходит до состояния беспомощности. Второй акт привносит «бесплатное гостеприимство», однообразие и фиктивную благотворительность. Наконец, после ночи отвращения и нетерпения, радость оттого, что снова можно пуститься в путь.
До сих пор драма всегда завершалась возвращением к первому акту. Когда Рембо отплыл из Генуи вечером 18 ноября 1878 года
[646], лежа на палубе под одеялом и под облачным небом Средиземноморья, он, возможно, надеялся, что новый континент принесет иной финал.
Глава 27. Взрывоопасен
Смотри, вот… стая белых голубей, несущих в клювах гирлянды ароматных цветов, которые Венера сорвала в садах Кипра.
Рембо, сочинение на латинском, региональный экзамен, 6 ноября 1868 г.
В течение двух недель консульства и бары отелей Александрии предоставили три варианта: «большой земледельческий концерн в 25 милях от Александрии», «англо-египетская таможня» и компания французских подрядчиков на Кипре. Мысля, как обычно, сезонно, Рембо надеялся найти «хорошую работу, чтобы скоротать зиму».
Когда он писал в декабре 1878 года, прося мать о рекомендациях, в письме был намек на беспокойство. Впервые он обращался за штатной должностью. Бюрократы старались уложить его жизнь в отпечатанные бланки.
«Только не говори, что я оставался в Роше только на некоторое время, потому что они будут расспрашивать, и конца этим расспросам не будет. К тому же это заставит людей из фермерской компании думать, что я способен руководить сельскохозяйственными работами.
[…] Вскоре я пришлю подробности и описания Александрии и египетской жизни. Сегодня нет времени».
В ускоренном масштабе времени Рембо фермерская компания была далекой перспективой: они не нанимали «на несколько недель». Вместо этого он обсуждал условия с «любезным и талантливым» французским инженером и отплыл на Кипр, где он должен был работать на строительную компанию E. Jean & Thial Fils («Эрнеста Жана и Тиаля-сына») в качестве переводчика.
Незадолго до этого Британия взяла на себя правление Кипром от Османской империи и теперь превращала остров в еще один бастион на пути в Индию. Предстояли масштабные работы, как Рембо говорил матери: «будут построены железные дороги, форты, казармы, больницы, порты, каналы и т. д.».
Это была империя, чьи «логика» и «энергия» так восхищали Рембо в Лондоне. Возможно, скоро наступит день, когда у него будет свой кусок приграничной земли – новый Рош, согретый солнцем Средиземноморья. «1 марта, – сообщал он матери, – будут выделяться земельные участки стоимостью всего в регистрационный взнос».
Рембо добрался до Кипра 16 декабря 1878 года и встретился со своими новыми работодателями в жалком городке Ларнака. Понятие «работа переводчиком» оказалось эвфемизмом. Он должен был взять на себя руководство каменным карьером в 26 километрах к востоку, в местечке под названием Потамос. Он должен будет отвечать за продукты питания, оборудование, заработную плату и ведение табеля, а также представлять регулярные отчеты компании.
В Ларнаке еще были некоторые следы современной цивилизации, которые совсем отсутствовали в гавани. К моменту, когда Рембо добрался до деревни Ксилофагу, современный мир вообще исчез. Оттуда до строительной площадки был еще час пешком
[647].
