Тектонические плиты раздвинулись со страшным грохотом. Это был звук разрыва Рембо с прошлым. Казалось, он не в состоянии сделать новый старт, не отказавшись от контракта. Плохое обращение с ним «этих подлых деревенщин» было чистой фантазией. «Бурные ссоры» были результатом, а не причиной дезертирства Рембо. Барде просто упрекнул за то, что он не предупредил его за обязательные три месяца до этой даты: «Я узнал об этом от кого-то другого, да еще и за два дня до его ухода». «Я не сделал ничего, чтобы остановить его. С таким же результатом я мог бы попытаться остановить падающую звезду»
[754].
Путь спасения представился в виде успешного нечестного на руку французского торговца. Пьер Лабатю
[755] прибыл в область Шоа около семи лет назад в поисках невиданных богатств. Король Менелик горел желанием поддержать европейских торговцев, особенно тех, кто перевозил оружие, и даровал Лабатю участок земли в своей столице Анкобер с травяными хижинами.
С тех пор Лабатю жил со своей абиссинской женой, десятью рабами и пятью-шестью мулами, окруженный хламом из нераспроданных товаров из разоснащенных караванов. Это был дом хронического оптимиста. Большинство задумок Лабатю оборачивались невероятными рассказами, в которых он был героем, но его экспедиции с незаконным ввозом оружия имели настоящий успех. Ремингтоны Лабатю помогали превратить кочующую деревню, которую Менелик назвал своим войском, в грозную современную силу, способную истребить население целого региона за несколько недель.
В 1881 году Лабатю предложил Альфреду Барде присоединиться к нему в сделке с ввозом оружия. Барде отказался, заметив, что жизнь без пороха и пуль уже и так достаточно опасна для европейцев и туземцев. Услышав, что Рембо объединил силы с этим жалким авантюристом, Барде предупреждал его, что он потратит впустую время и деньги, но Рембо уже решил, что ввоз оружия – это ключ к неторопливым странствиям по миру. Область Шоа была предвкушением его грядущей жизни. Он писал домой с доброй вестью: «Между мной [Таджура] и Шоа около пятидесяти дней пути на лошадях через раскаленные пустыни. Но в Абиссинии климат восхитительный. Он ни жаркий, ни холодный, христианское население гостеприимно, жизнь легка, и это очень приятное место отдыха для тех, кто в течение нескольких лет рвал кишки на раскаленных берегах Красного моря».
За кратким адом пути следовала заслуженная награда. Если все пойдет по плану, он вернется с большой прибылью и воспользуется ей для следующей закупки оружия во Франции. «Что означает, что я сумею навестить вас в конце лета 1886 года».
Даже после того, как он был вынужден перенести свою предполагаемую дату возвращения на осень, а затем на зиму 1886 года, он был уверен, что это не было просто еще одним ложным рассветом. Вскоре у него будет достаточно денег, чтобы одолеть свою «гнусную судьбу», а затем, разбогатев, он навсегда покинул бы эти «несчастные земли» победителем.
Глава 33. Оружие для Африки
Кто-то рождается поэтом, а умирает бизнесменом.
Румынская пословица
[756] На «проклятых берегах» Таджуры в середине изнуряющей зимы Рембо начал снаряжать свой караван. Лабатю оставался в Адене, отчасти чтобы организовать доставку оружия и провианта, но также чтобы избежать насильственной смерти. В сентябре на один из его караванов было совершено нападение, и Лабатю убил воина племени исса-сомали. А он был слишком заметным человеком в регионе, размером с Бельгию. Рембо придется совершать путешествие в одиночку.
В январе 1886 года в Таджуре выгрузили ящики с 2040 ружьями и 60 000 ремингтонских патронов. Была слабая надежда выйти раньше апреля. Таджура, которая незадолго до этого стала французским протекторатом (самый дешевый вид правления), была паразитарным сообществом, которое жило за счет проволочек. «Бешеных псов» европейцев задерживали столько времени, сколько требовалось, чтобы исчерпать их бакшиш. «При снаряжении каравана, – писал Рембо, – все население [1300 человек] живет за счет каравана три, шесть или даже десять месяцев неизбежных задержек».
Однако ничто не пошатнуло его уверенности. Воровство и проживание за чужой счет были учтены в смете, и в отсутствии срочности не было ничего неожиданного. Очередной акт драмы о горькой судьбе Рембо начинался со стандартной мизансцены: кипя от разочарования, бывший поэт сидит на краю пустыни, как сморщенный плод на последней ветви умирающего дерева, поставив свою жизнь и судьбу на кучу ржавеющих ружей, горя нетерпением пуститься в приключение, «которое погубит его материально, физически и психически»
[757].
Без хитрых изменений, внесенных первым редактором писем Рембо, такая фантазия, возможно, никогда бы не прижилась. Описание Рембо Таджуры, приведенное полностью, к примеру в письме от 3 декабря 1885 года, имеет совсем другой тон (выделенная курсивом фраза была опущена Берришоном): «Местный бизнес – это работорговля. […] С самых тех пор, как английский адмирал Хьюитт заставил императора Иоанна Тигре [Тиграй] подписать договор о запрещении работорговли – единственный бизнес туземцев, о котором можно сказать, что он процветает, туземцы стали относиться ко всем европейцам, как к врагам. Но под протекторатом Франции не делается никаких попыток воспрепятствовать этому ремеслу, и так лучше».
Именно суровая практичность провела его через пустыню. Никто не смог бы путешествовать без сотрудничества с работорговцами
[758]. Живой товар был экономической базой и причиной существования торговых путей. Большинство караванов, в том числе европейских, прибывало к месту назначения с гораздо большим количеством людей, чем было, когда они двинулись в путь. Проводники и погонщики верблюдов тратили свою плату на рабов, как правило, детей, приобретаемых оптом до тысячи
[759]. Сами европейцы часто были вынуждены принимать рабов в качестве оплаты и часто брали их ради поддержания деловых отношений.
В личных бумагах Рембо указано, что некоторых из его верблюдов поставляло семейство Абу-Бекр – «доблестная» абиссинская мафия, которую сам Рембо демонстративно осуждал в официальном письме французскому консулу в Адене: «самые опасные враги европейцев из всех этих обстоятельств – семейство Абу-Бекров»
[760]. Это должно было бы доказать, что у Рембо руки чудесным образом оставались чистыми, словно, выявив «бандитов», без согласия которых невозможно было торговать, он решил обходиться без их помощи.
