Рембо путешествовал, будто границы прекратили свое существование или будто он снова надеялся быть под присмотром государственного чиновника. С другой стороны, поскольку один из кредиторов Лабатю пытался его выследить в Адене, и наверняка попытался сделать это через консульство, он, возможно, решил получить свой паспорт на безопасном расстоянии
[787].
Реакция консула в Массауа на сероглазого скитальца была типичной: недоверие, за которым следовало уважение. Неделю спустя консул писал другу в Каирском апелляционном суде, горячо рекомендуя «месье Рембо Артюра»:
«…Весьма уважаемого француза, торговца-исследователя Шоа и Харара. Он прекрасно знает этот регион и жил там в течение более чем девяти [sic – семи] лет.
Месье Рембо находится на пути в Египет, чтобы немного восстановить здоровье после своего долгого напряжения. Он сможет передать вам новости от брата Борелли-бея, которого он встретил в Шоа»
[788].
После того как его личность была подтверждена, из Адена был выслан паспорт. Рембо обналичил по крайней мере один из своих чеков
[789], затем продолжил путь к Красному морю, возвращаясь тем же маршрутом, каким он прибыл сюда в болезни и отчаянии семь лет назад.
В Суэце французский консул был точно так же очарован. Он упомянул Рембо в своем следующем докладе французскому министру иностранных дел, как «человека, заслуживающего большого уважения и почета, который представляет Францию в Шоа»
[790], что означает, что Рембо успешно продавал оружие Менелику, вопреки британскому запрету. Из Суэца он проследовал в Каир и снял номер в отеле «Европейский».
22 августа 1887 года важная каирская газета Le Bosphore égyptien («Египетский Босфор»), издаваемая братом Жюля Борелли Октавом, объявила о прибытии из Шоа «несколько дней назад» «месье Raimbaud, французского путешественника и бизнесмена».
Должно быть, он начал писать, как только добрался до отеля. 25 и 27 августа Le Bosphore égyptien опубликовал длинный отчет Рембо о его последней экспедиции. В нем содержалась вся жизненно важная информация о безнадежном проекте Ассальского озера, принесшей разочарование реке Аваш, последствиях разрушений Менелика и всплеске патриотизма в Абиссинии. Он также описал отличный новый маршрут из Шоа к побережью
[791].
В докладе Рембо было больше точной детализации и анализа, чем в дипломатических депешах на протяжении нескольких лет. Он способствовал формированию французской политики и, таким образом, современной истории Восточной Африки. Подчеркивая бесполезный ужас таджурского маршрута, Рембо переключил внимание к участку побережья, известному как Джибути, «до сих пор совершенно пустынному». Строительство дороги в Таджуре – пустая трата времени, а в Джибути была вода, и расположена она гораздо ближе к Харару и новому пути в Шоа. Следует немедленно строить склады и казармы, хотя, конечно, торговцы должны быть предоставлены сами себе: «Нечего и говорить, что Джибути должна оставаться свободным портом, если мы хотим конкурировать с Зейлой»
[792].
Такой бойкий отчет не был трудом сломленного человека. Прибывший с расторопным слугой торговец неопределенной национальности, который сидел за письменным столом в хорошо проветриваемом отеле, очаровавший соотечественников, чья помощь ему может потребоваться, имел скрытые резервы более чем в одном смысле.
По крайней мере, у Рембо осталось 7500 долларов (талеров) после того, как он заплатил 4000 долларов владельцу «Вселенной» и 866 долларов одному из кредиторов Лабатю. Он также заявил, что имеет 600 долларов наличными и получит 5800 долларов за недвижимость Лабатю. В записке к Барде о торговле в Шоа фраза «Я оставил слоновую кость» говорит о том, что, как предполагалось изначально, Рембо возвращается с мускусом и золотом. Маловероятно, что он так долго добирался до Адена с пустыми руками. По его расчетам, мускус и золото составили бы пятьдесят процентов прибыли в Адене
[793].
Выручка Рембо от экспедиции к Шоа будет, таким образом, составлять 18 766 долларов или 84 500 франков. Его минимальная прибыль может быть оценена в 33 750 франков (около 100 000 фунтов стерлингов сегодня). Совокупная чистая прибыль составила 225 процентов от его первоначальных инвестиций. Фактическая сумма, возможно, была 62 550 франков, за исключением выручки от импортируемых товаров. Иначе трудно будет объяснить, каким образом он смог прогуляться по Красному морю, положить 16 000 франков в банк, провести семь недель со своим слугой в Каирском отеле и оставаться безработным в течение следующих пятидесяти дней.
Отчет, который Рембо приказал отправить аденскому консулу в том ноябре, – это танец с вуалью, заканчивающийся провокационным пируэтом и поспешным уходом: «Я имею честь объявить господину консулу о том, что отказываюсь впредь реагировать любым образом на любое требование касательно вышеупомянутого дела».
Даже если не вдаваться в арифметические подсчеты нельзя избежать настойчивых подозрений. Во-первых, несмотря на неоднократные требования в течение ближайших трех лет, Рембо никогда не предъявлял никаких документов, подтверждающих его утверждения, что он, а не наследники и кредиторы Лабатю были в убытке. Во-вторых, его запутанная бухгалтерия, несомненно, была результатом умышленной неумелости. Один французский бизнесмен, который знал Рембо в Адене и проработал двадцать пять лет с «большим количеством арабских, черных и белых торговцев», считал, что он «гораздо лучше многих других преуспел в ясном и аккуратном подведении баланса»
[794].
Независимо от того, как подсчитывались суммы, Рембо всегда оказывается в выгоде. Самый успешный французский бизнесмен в Адене – мультимиллионер по имени Антонин Бесс
[795], начал свою карьеру, получив работу у Альфреда Барде в 1897 году. Он утверждал, что заработал свое состояние, следуя «интуиции» Рембо
[796].
