Это удивительно напоминает одну из «историй», которые сочинял тогда Рембо, – «Фальшивое обращение». «Каким глупым я становлюсь! O Мария, Пресвятая Дева. Фальшивая сентиментальность, фальшивая молитва». Несколько недель спустя он бичевал Верлена за его «упорство в фальшивых чувствах».
По-видимому, раздражающая тенденция Верлена вводить в заблуждение его собственными фантазиями беспокоила Рембо с прошлого лета. В Chanson de la plus haute tour («Песня с самой высокой башни»), в которой половина рифм являются частичной анаграммой «Поль Мари Верлен» (часть их тайного кода), – он произносит похожую проповедь:
О душа, что нищей
Стала от потерь!
Лишь один все чище
Образ в ней теперь.
Но, молитвы, где вы
Для Пречистой Девы?
Молодости праздной
Неуемный пыл,
С чувством сообразно
Я себя сгубил.
Время б наступило,
Чтоб любовь царила!
В тот вечер Делаэ вернулся в Шарлевиль без Рембо. Два поэта возвращались работать в Англию. Они добрались до Антверпена во второй половине дня 26 мая 1873 года и сели на ночной паром.
После «невероятно красивого» перехода они высадились в Харвиче, и в 6 часов 40 минут утра прибыли в Лондон по Великой Восточной Железной дороге.
Прошел почти год с того момента, как они бежали в Бельгию вместе. Отношения были на удивление удачными. Для Рембо, который еще должен был «придумать полдюжины жестоких рассказов», возможности далеко не исчерпаны. «Бедный Верлен» был не просто источником денег и любви. Когда Верлен читал «Одно лето в аду» спустя пять месяцев в тюрьме, он, возможно, понял, что все это время он жил как наполовину созданный герой живет с писателем. Неудивительно, что реальность становилась столь ускользающей.
«…Я была вдовой… Он был еще почти ребенок… Меня пленила его таинственная утонченность, я забыла свой долг и пошла за ним. Какая жизнь! Подлинная жизнь отсутствует. Мы пребываем вне мира. Я иду туда, куда он идет; так надо. И часто я, несчастная душа, накликаю на себя его гнев. Демон! Ты же знаешь, Господи, это не человек, это Демон»
[449].
Глава 19. Бытовой ад
LEÇONS de FRANÇAIS, en français – perfection, finesses – par deux Gentlemen parisiens»
[450].
«Дейли телеграф», 21 июня 1873 г.
Продающиеся в то утро газеты в газетном киоске на станции Бишопсгейт были полны новостей:
В Париже президента Тьера вынудили оставить пост и заменили маршалом Мак-Магоном, гонителем коммунаров. Так называемый «моральный порядок» должен быть восстановлен.
В Испании очередной «произвол» совершили карлисты, чья повстанческая армия набирала наемников со всей Европы.
Шах Персии, в настоящее время посещающий Петербург, должен прибыть в Лондон 18 июня.
Дома (в Лондоне) было добавлено индийское крыло к выставке в Южном Кенсингтоне и проведено дорогостоящее электрическое освещение в часовой башне здания парламента.
После недавних ночных заморозков ожидался период более сносной погоды.
По приезде в Лондон Рембо и Верлен сосредоточились на изучении объявлений о сдаче жилья в аренду, опубликованных на последних полосах газет. Летний пик начнется не раньше чем через месяц, и было еще довольно много предложений. Пару дней спустя они согласились на условия некой миссис Александер Смит и переехали в дом № 8 на Грейт-Колледж-стрит в Кэмден-Таун (с 1940 года – Ройял-Колледж-стрит)
[451].
Комната была на верхнем этаже. Позади дома на восток в направлении Айлингтона тянулись сараи, земельные наделы и почерневшие от сажи стены, прерываемые ничьей землей Agar Town (городка Агар). Ague Town («Городок споров»), как его часто называли, недавно скатился от убожества до разорения железным кольцом Центральной и Северной железных дорог. Живописный лоскуток деревни Сент-Панкрас упорствовал, как старый арендатор. По соседству Королевский ветеринарный колледж сохранял последний клочок зеленой травы.
Хоуленд-стрит имела свою долю художников и деклассированных элементов. Это был район бесцеремонных уличных торговцев, тряпичников и сборщиков бутылок, продавцов птиц и ростовщиков. Тон Верлена в письмах звучал радостно, но, очевидно, он проводил там не так уж и много времени.
«Очень веселый квартал. Можно подумать, что ты в Брюсселе. Он за Кингс-Кросс, недалеко от Хайгейт-Виллидж. Сельская местность к северо-западу [Хэмпстедская пустошь] достойна восхищения. Я часто хожу туда, когда не бываю в читальном зале Британского музея»
[452].
Они мудро решили не дожидаться, когда их английский станет свободным, и рекламировали свои услуги на французском языке. Верлен утверждал, что разместил пятнадцать объявлений в трех газетах, но исследователи Энид Старки, В. П. Андервуд и автор этой книги обнаружили только два:
«LEQONS de Frangais, Latin, Littérature, en frangais, par deux Gentlemen Parisiens; prix modérés. – Verlaine, 8, Great College-st, Camden-town.
(The Echo, 11, 12 and 13 June 1873)»
(«УРОКИ французского, латыни, литературы на французском языке дают два джентльмена-парижанина; цены умеренные. Верлен, дом № 8, Грейт-Колледж-стрит, Кэмден-Таун.
(«Эхо», 11, 12 и 13 июня 1873 г.)»)
Поскольку, наверное, спрос на уроки латыни на французском языке был невелик, они переработали объявление, опустив «умеренные цены», и обращались уже к взыскательным читателям «Телеграф»:
«LEÇONS de FRANÇAIS, en frangais – perfection, finesses – par deux Gentlemen parisiens. – Verlaine, 8, Great College-street, Camden Town».
(The Daily Telegraph, 21 June 1873)
(«УРОКИ ФРАНЦУЗСКОГО на французском – совершенствование и тонкости – дают два джентльмена-парижанина. – Верлен, дом № 8, Грейт-Колледж-стрит, Кэмден-Таун.
(«Дейли телеграф», 21 июня 1873 г.)»)
Вскоре неизвестный студент, изучающий французское стихосложение, каждый день пробирался вверх по Грейт-Колледж-стрит мимо тачек и ослов, собак и мальчишек к дому № 8, где два довольно потрепанных «джентльмена-парижанина» – один из которых приехал из Шарлевиля – ждали, чтобы посвятить его в тайны французской поэзии. Рембо и Верлен давали уроки совместно. Верительные грамоты последнего были представлены в виде одной из книг его стихов. С большим опозданием он просил Лепеллетье прислать ему копию из Парижа: «Это для уроков литературы a poët (поэту). Это лучшая рекомендация, которую ты можешь дать маньякам, которые раскошеливаются на полфунта (12 с половиной франков) за урок стихосложения и поэтических «приемов».
