В этот же период отряд генерал-лейтенанта Н. Д. Невадовского в Малеевке, разоружив деревню, под угрозой применения химического снарядов (его не было), «крепко перепороли шомполами по принципу унтер-офицерской вдовы» записавшихся ранее в Красную гвардию и к этому времени уже дезертировавших из нее жителей села, всего 30 человек
[237]. Следует отметить, что помимо терминов «вывести в расход», «угробить» среди белых армий юга России популярным стал и новый термин «шомполизировать»
[238]. Генерал А. И. Деникин в своих воспоминаниях позднее отметит невольную и неизбежную «оборотную сторону медали» – он напишет, что когда наутро отряд дроздовцев уходил дальше, он зачастую оставлял за собой «разворошенный муравейник, кипящие страсти и затаенную месть»
[239]. Из деревни Владимировка полковником М. Г. Дроздовским был выслан также карательный отряд в деревню Фонтанку, понесшую такое же наказание, как и Долгоруковка
[240]. Частые стычки с местным населением приводили к тому, что у тех, кто отбился от отряда, «было мало шансов остаться в живых»
[241].
6 апреля (24 марта) 1918 г. во время Первого Кубанского (Ледяного) похода корниловскими войсками занята станица Смоленская. По воспоминаниям генерала А. П. Богаевского, его передовыми частями в отдельной усадьбе были захвачены десяток матросов, очевидно сторожевая застава; все они были незамедлительно расстреляны. «Из большевиков, кажется, никто не возбуждал такой ненависти в наших войсках, как матросы – «краса и гордость русской революции». Их зверские подвиги слишком хорошо были известны всем, и потому этим негодяям пощады не было. Матросы хорошо знали, что их ждет, если они попадут в плен, и поэтому всегда дрались с необыкновенным упорством, и – нужно отдать им справедливость – умирали мужественно, редко прося пощады. По большей части это были здоровые, сильные молодцы, наиболее тронутые революцией»
[242]. Об этом же эпизоде похода вспоминал участник похода Н. Какурин: «Наши передовые части в отдельной усадьбе захватили десяток матросов, бывших в сторожевой заставе, и немедленно их расстреляли. Зверские подвиги матросов хорошо были известны всем, и поэтому этим негодяям пощады не было»
[243].
6 (24 марта) апреля 1918 г. во время Первого Кубанского похода в станице Георгие-Афипской генерал С. Л. Марков, неожиданно столкнувшись с заложниками из числа красных у кубанцев, приказал их немедленно расстрелять. Только вмешательство кубанского конвоя предотвратило расправу
[244].
6 апреля (24 марта) 1918 г.: уничтожение донскими казаками под хутором Мешков тираспольского революционного отряда. Согласно воспоминаниям В. А. Антонова-Овсеенко, после серии переговоров и перестрелок с поднявшимися по мобилизации казаками красногвардейское командование Тираспольского отряда подчинилось приказу большевистского руководства о разоружении, на который все время ссылались казаки, и приказало сложить оружие. Вот тогда казачьи лавы действительно «опрокинулись на красногвардейцев». 5-й Заамурский конный полк прорвался и ушел в Воронежскую губернию, а остальная часть отряда была взята в плен. Пленных погнали от станицы к станице и по дороге порубили до 500 солдат Ставропольского полка и 225 китайцев
[245].
Данные цифры являются минимальными в исторических исследованиях и воспоминаниях. Так, по данным современного исследователя А. В. Венкова, казаки поголовно перебили сдавшийся по их требованию Тираспольский отряд украинских красных войск численностью около 2000 человек
[246].
Интересное дополнение к этим событиям, детализируя трагические события, привел в своей работе, посвященной роману М. А. Шолохова «Тихий Дон», член-корреспондент Российской Академии наук Ф. Ф. Кузнецов
[247]. Это публикация выдержек из хранящейся в музее-заповеднике М. А. Шолохова в Вешенской рукописи П. Кудинова (объем – 133 стр.) «История моего ареста в Болгарии», помеченной 2 августа 1938 г. В ней Кудинов так описывает эти события: «Что касается «первой революционной стадии», то есть 1918 года, то Кудинов считал, что в ту пору беспощадную кровавую борьбу развязали не «красные», а «белые» «казачьи дворяне». Кудинов рассказывает, как они провоцировали казачество на эту кровавую борьбу. «Один из таких дворян по имени полковник Алферов…
[248] объявил себя окружным атаманом Верхне-Донского округа». С его подачи, – пишет Кудинов, – «перед Пасхой, во второй половине апреля месяца, среди населения появился, вроде моровой язвы, слух, что на первый день Святого Христова Воскресенья, когда миряне будут служить обедню и платы святить, в это самое время большевики нападут на церковь, запрут народ внутри, церковь зажгут со всех сторон… И, конечно, по старому суеверному навыку, прежде всего всполошились бабы, потом подшепнули мужьям, что, мол, так и так… Слушок как костер раздувало ветром… Как взбугрились казаки, как львы на дыбы повставали, да и за шашки взялись». «… Как выяснилось, эту подлую, гибельную для казачества провокацию притащил в чемодане полковник Алферов от генерала Краснова из Новочеркасска и безрассудно пустил ее в мирное население, – пишет П. Кудинов. – А Краснов… заполучил эту проказу из немецкой лаборатории…». Впечатляющие страницы в «Истории моего ареста…» посвящены казачьей расправе над Тираспольским отрядом 2-й Социалистической армии. Здесь документально воссоздана трагическая история уничтожения Тираспольского отряда. В описании этой истории у Кудинова есть разночтения с «Тихим Доном». Шолохов писал, что Тираспольский отряд в чем-то сам навлек на себя гнев казаков: когда отряд проходил через юрт Мигулинской станицы, красногвардейцы бесчинствовали по дороге, «начали резать овец, на краю хутора изнасиловали двух казачек, открыли беспричинную стрельбу на площади, ранили одного из своих…». Кудинов считает, что все было не совсем так. Он пишет: «Тираспольская красная дивизия под командой товарища Венедиктова перед этим вела героические бои с немецкими оккупационными частями… Отступление тираспольцев происходило в пятницу перед Пасхой, сопровождалось оно в полном порядке, без всяких каких бы то ни было насилий над жителями хуторов. Не подозревая, что казаки спровоцированы красновско-алферовской контрреволюционной шуткой и что казаки уже взялись за оружие и поджидают ни в чем неповинного «врага», тираспольцы без всякой передовой разведки пришли в хутор Мешков и, как овечки, расположились там на ночлег, даже не выставили внутреннюю охрану – патруль. На сцене взбудоражившихся казаков Мигулинской станицы появился отъявленный провокатор есаул Филометов Василий Васильевич, стан. Казанской и некий Чайкин (тот самый казак Мигулинской станицы Чайкин, о котором уже шла речь и который готовил Верхнедонское восстание, а потом выступил с сообщением о восстании на заседании Верховного Казачьего круга в Новочеркасске в мае 1919 г. – Ф. К.). Разумеется, что для поганого дела отыскиваются поганые люди. На рассвете, под Великую Субботу, казаки, без всякого хотя бы малейшего повода со стороны тираспольцев, безбожно напали на спящих солдат дивизии, окружили, разоружили их, а начальника дивизии Венедиктова Филометов собственноручно искромсатил железной лопатой, раздел догола, а кольца поотрубал совсем с пальцами и приказал зарыть как собаку под плетнем».
