Близкие к Сталину люди утверждают, что в последнее перед смертью время он чувствовал себя нормально. Все находили его вполне здоровым. По высказываниям сотрудников охраны и его обслуги, Сталин не жаловался на недомогания, лишь сон у него был тяжелым, иногда он вскакивал с постели, дико кричал, но, успокоившись, вновь засыпал.
Внешними признаками его состояния были: повышенная раздражительность, недоверие к окружающим и подозрительность, что, возможно, послужило причиной того, что в последнее время в немилости у него были Молотов, Микоян, Каганович и другие. В то же время были приближены молодые деятели партии и государства: Маленков, Берия, Булганин, Хрущев.
Несмотря на такую расстановку в высоких эшелонах советского руководства, можно предположить, что Сталин не доверял и последним. Берию он боялся, Маленкова считал слишком мягкотелым, Булганина — богообразным, а Хрущева — прикидывающимся простаком, заискивающим и хитрым. Может быть, поэтому Иосиф Виссарионович не оставил после себя никакого завещания и не пошел по пути Ленина, чтобы не оказаться необъективным и не поссорить своих преемников, а главное — не дать повода спекулировать его мнением в отношении их.
Однако смерть пришла к Сталину неожиданно. В ночь на 2 марта 1953 года у него произошло кровоизлияние в мозг с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Сотрудники охраны нашли его утром лежащим на полу в кабинете. Накануне, 1 марта, вечером, он долго работал, что, как полагали врачи, и послужило причиной несчастья. По предположениям некоторых сотрудников охраны, Сталин мог выйти из кабинета в туалет и, возвращаясь, зацепиться ногой за ковер и упасть, что, возможно, и послужило причиной трагедии.
Принимать во внимание в качестве причины смерти состоявшийся в ночь с 28 февраля на 1 марта обед, когда, по утверждению Хрущева, Сталин прилично выпил и был в хорошем настроении, было бы нелогично, ибо с того времени прошло почти около суток. По существу, этот обед оказался последним, прощальным для Сталина с Маленковым, Берией и Хрущевым. Почему-то Иосиф Виссарионович после него очень нежно прощался с Хрущевым, называя его по-украински «Мыкита».
Обнаружив Сталина утром 2 марта лежащим на полу, начальник личной охраны полковник Старостин немедленно сообщил об этом своему руководству. В ответ последовал звонок от Берии, который предупредил, чтобы о состоянии Сталина никуда больше не звонили и никому не сообщали. Маленков и Берия не замедлили прибыть на дачу. Они вошли в кабинет, где лежал на диване Сталин. В это время Сталин сильно захрапел, отчего Берия сделал вывод, что он спит, и они уехали.
Врачи были вызваны к Сталину с большим опозданием, лишь к полудню 2 марта, т. е. спустя примерно тринадцать часов после наступления болезни. 3 марта в газетах было опубликовано первое сообщение о том, что он болен. Врачи делали все возможное, однако они находились в весьма затруднительном положении. Дело в том, что у них не было никаких данных о состоянии здоровья Сталина, ибо он ни разу не обращался за медицинской помощью. На основе установленного диагноза было назначено интенсивное лечение.
В то время вся страна, затаив дыхание, следила за сообщениями о болезни И. В. Сталина.
Почти постоянно на даче находились Маленков, Берия, Ворошилов, Каганович, Булганин, Микоян, Хрущев. Молотов был болен, но и он иногда приезжал туда. Там же все время были сын Василий и дочь Светлана. Василий, как обычно, был сильно пьян.
5 марта весь день шла борьба за жизнь Сталина. В 21.50 он скончался. Когда консилиум врачей установил это, в комнату, где лежал Сталин, вошли члены Политбюро, дети, сотрудники охраны.
Примерно около получаса все стояли молча, не двигаясь. Горько плакала Светлана. Василий на даче еще держался, но, когда приехал домой, напился и поносил всех врачей и членов Политбюро. Смерть отца потрясла его. Он был уверен, что отца отравили.
* * *
Советский народ тяжело воспринял кончину Иосифа Виссарионовича Сталина, который в течение 28 с лишним лет был признанным его руководителем и организатором всех его дел, свершений и побед. Нескончаемым потоком шли в Колонный зал Дома Союзов советские люди, иностранные делегации, представители партийных и советских организаций, предприятий и труженики села, чтобы проститься со своим вождем. Люди не скрывали слез, с болью в сердце говорили о великой утрате. Вся страна пришла в движение, многие простые люди ехали в Москву с дальних окраин, чтобы увидеть и проводить в последний путь товарища Сталина. Все поезда были забиты, в связи с чем было отдано распоряжение милиции оградить Москву от этого потока людей. Их высаживали за сто километров от Москвы, но они пробирались в столицу на машинах, в электричках, товарных поездах и даже пешком. Все эти массы людей дополняли огромные толпы москвичей, рвавшихся к Дому Союзов, стремившихся попасть туда, чтобы отдать дань уважения и посмотреть хотя бы на мертвого Сталина.
С целью установить сравнительно нормальный порядок в городе, центр Москвы был огорожен милицией и внутренними войсками по Садовому кольцу. На улицах Горького, Пушкинской, Неглинной, Трубной площади и площади Дзержинского движение было перекрыто грузовыми автомобилями с песком. Эти меры были вызваны прорывом многочисленных масс людей к центру города. Все стремились проникнуть туда по крышам домов, через подземные коммуникации, сутками выжидая удобного случая, чтобы проскочить к Дому Союзов. Из-за огромного скопления людей началась давка. Люди падали, их топтали ногами, прижимали к грузовикам и стенам домов. Это привело к жертвам, насчитывающим несколько тысяч москвичей и приезжих в столицу граждан.
В то время, когда весь мир скорбел в связи с кончиной И. В. Сталина, единственными, кто радовался этому событию, были югославские руководители. Вот как описывает это в своей книге «Проигранное сражение И. В. Сталина» Владимир Дедиер, летописец Тито, известный югославский авантюрист. «4 марта 1953 года ТАНЮГ мне сообщило, что Сталин тяжело болен. Я позвонил Джидо. Он тоже ничего не знал. По специальному телефону он сообщил об этом Старику, Бевцу и Марко
[9].
Я оделся и направился к Вукмановичу Темпо, чтобы сообщить радостную весть… Я ворвался в его канцелярию, и мы обнимались от радости.
Всюду по Белграду виднелись сияющие лица. Неуместно радоваться болезни великого и кровного противника, но народ не забыл, как он нас оскорблял.
Пришел Джидо. Он сказал мне: «Я очень рад, что мы били Сталина, когда он был в полной силе… И в благодарность за радостную весть подарил мне золотые часы, когда-то подаренные ему самим Тито»
[10].
«5 марта 1953 года, когда вся Советская страна и мир были накануне траура, Старик уезжал в Англию. Он был весел… Мы обсуждали значение его поездки в Англию. Для нас было самое подходящее время не только из-за событий в России, в связи с болезнью Сталина, но и потому, что он ехал в Лондон с Балканским пактом в кармане. А этот пакт хорош не только в случае возможной агрессии с Востока, но и ввиду аппетитов Италии с Запада»
[11].
