– Так ты называешь это ссорой?! И с каких пор мы с тобой просто ссоримся, Миллер? – Шейн прищурил глаза и печально улыбнулся. Или мне кажется… или ему становится всё хуже и хуже.
– На наркоту подсел?
Улыбка ненормального стала шире.
– Вот это! Вот это я ненавижу в тебе больше всего! – ткнула ему в лицо пальцем.
– Что? – развёл руками Шейн, давясь гнусной улыбкой. – Я думал, тебе нравится, как я улыбаюсь.
Кровь прилила в голову, и щёки вмиг вспыхнули:
– Ненавижу, когда ты ведёшь себя, как жалкий кусок дерьма. В последний раз ты вёл себя так, посвящая мне ту обвинительную песню.
– Тогда я был пьян, – рассмеялся Шейн, упёр руки в бока и слегка склонил набок голову. – А сегодня… ещё только собираюсь напиться.
Я стиснула зубы, подавляя порыв назвать его одним из своих любимых гнусных словечек. К тому же… с ним творится что-то очень странное.
– Шейн, что происходит?
– А что происходит?! – Шейн вновь развёл руки в стороны. – У тебя был дебют, поздравляю. Я только с самолёта, и мы вместе изображаем эту дерьмовую любовь на публику! Круто! Дальше что? Что ещё происходит, Миллер?
– Что происходит… между нами? – ответила помедлив.
– Что? – Шейн всё больше напоминал безумца. – А что между нами может происходить, Миллер? Давай, расскажи ещё раз, какой я кусок дерьма! Пошли меня куда подальше, как ты обычно это делаешь! Можешь даже врезать попробовать, раз тебя уже и на это пропёрло! Давай! Чего ждёшь? Ну же, покажи, как сильно ненавидишь такую мразь, как я! Я ведь всего лишь поиметь тебя хочу, да, Миллер? Вот я урод какой… – Шейн горько рассмеялся и тихо добавил: – Прости, принцесса, мне жаль тебя разочаровывать, но ты не одна, у кого в этом мире есть «киска». «Кисок» много… и твоя ни черта не особенная!
А вот это было жёстко. И клянусь, если эти проклятые слёзы прямо сейчас не уберутся обратно, я объявлю этот день не днём моего дебюта, а днём, когда наша с Шейном война закончилась. Он – победитель. Я – никто.
Шейн подошёл ближе и зашипел ещё более ненавистно:
– Думаешь, ты центр Вселенной, Миллер? Думаешь, что кроме тебя мне больше думать не о чем?.. Дьявол! – Запустил руку в волосы и проорал ещё громче: – Если я сказал садиться в машину и уезжать, значит, надо было садиться в эту машину и уезжать к чёртовой матери, чтобы не пришлось сейчас стоять передо мной и давиться собственными словами! Что ты хочешь сказать? Давай, – развёл руки в стороны, – говори! Я весь твой! Или пожалеть тебя, Миллер? Что за лицо? Только не расплачься от жалости к себе, я тебя умоляю… И открой наконец глаза – не тебе одной дерьмово живётся!!!
– Тогда какого чёрта это было?! – сорвавшись, заорала я. – Что за представления ты устраивал?! Зачем вламывался ко мне в номер?! Целовал?! Касался?.. Каждый раз, когда ты просто смотришь на меня, я чувствую это всем телом! И ты это чувствуешь, Шейн! Каждый раз, когда ты касаешься меня, я готова сгореть! И ты это тоже чувствуешь! Но мне от этого ни разу не легче! Это не подвластно мне! И если бы я хотела… если бы могла от этого избавиться, то уже давно бы это сделала!!!
– Так сделай!!! В чём дело?! Пошли меня к чёрту! Скажи, что ненавидишь, напомни ещё раз, какое я дерьмо! Будь собой! Давай, Тейт! Скажи, чтобы я просто провалил, как ты это любишь делать!
– И ты оставишь меня в покое?..
Шейн подошёл ближе, оказавшись в нескольких сантиметрах от моего лица. Он тяжело дышал, а голос звучал более хрипло и низко, чем обычно:
– Ты этого хочешь?..
Сглотнула ком, болезненно сжимающий горло, заставила глаза оставаться сухими, но голос всё же дрогнул:
– А чего хочешь ты?
Шейн беззвучно усмехнулся, и глаза его забегали.
– А теперь ты, значит, хочешь меня послушать?
– Да.
– А что, если мне больше нечего сказать?
– Тогда ты должен оставить меня в покое. – Голос надломился, но я заставила себя повторить: – Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.
Шейн не улыбался, твёрдо смотрел мне в глаза. Зрачки застыли, лицо застыло…
– Выбираешь его. – Тихий шёпот. – Выбираешь Калеба?.. – Горький смешок. – Думаешь, он чувствует себя счастливым рядом с тобой? Думаешь, он такой идиот, что не замечает того, что происходит между нами?.. – Ещё один мрачный смешок. – Он любит тебя. Да, возможно, любит… И он утонет вместе с ней. Вместе со своей грёбаной любовью к тебе. Потому что ты не будешь с ним, Тейт. Не потому, что останешься со мной или с кем-то другим… А потому, что ты скорее проведёшь остаток жизни в одиночестве, чем рядом с Калебом. Знаешь почему?.. – Долгая мучительная пауза. – Потому что ты такая же, как я, Тейт. Такая же. И ты знаешь это. Всё, что тебе нужно, – это музыка. Ты зависима от неё. Только Калебу не понять этого… Ему нужна вся ты, без остатка. Он готов отказаться от всего… Только ты никогда не ответишь тем же… Ты не бросишь музыку. Она твоё клеймо. И тогда… когда Калеб наконец поймёт это, он утонет в своей любви. А ты – в своём одиночестве.
– Тогда одиночество и твоя судьба.
– Я знаю, – незамедлительно ответил Шейн, просто пожав плечами. – Знаю… И я давно это принял. Поэтому и не вижу смысла тратить время на какие-то там чувства, эмоции… Зачем? Если однажды каждый из нас пойдёт своей дорогой. На судьбах у таких людей, как мы, Тейт, перекрёстков не бывает. Только ровная… одинокая дорога.
Карие глаза блестели… И на этот раз не от ненависти – в них были слёзы. Слёзы, которые Шейн всеми усилиями пытался сдерживать. Да что же происходит?.. Кто этот парень передо мной? Откуда у него в голове такие мысли?
– Шейн, – коснулась ладонью его лица и заставила посмотреть на себя, – что произошло? Расскажи мне.
Шейн мягко опустил мою руку вниз и сделал шаг назад, устремив лицо к звёздам.
– Ты думаешь не о том, Тейт. Если не выкинешь из головы ненужные мысли, никогда ничего не добьёшься. Если так и продолжишь зацикливаться на чувствах и прочей дряни, никогда не поднимешься выше.
Сделала шаг вперёд.
– Это та высота, о которой ты говоришь? – С горькой усмешкой я кивнула на Шейна. – Ты достиг своей высоты? Такая она, Шейн? К этому я должна стремиться? К той боли, от которой тебя сейчас разрывает, а ты даже признать этого не можешь?!
Шейн круто развернулся и с тихим рыком ударил ногой по стене. Я вздрогнула. Повернулся ко мне, с силой сжимая челюсти, и зашипел:
– Всё это чушь! Всё это можно изменить, можно исправить, можно даже забыть, а есть вещи, которые уже никогда не изменишь, – вот что важно! Есть слова, которые живут в сердце долгие годы, но так и не находят выхода оттуда! Есть чувства, которые ненависть и обида пропитали собой настолько, что ничего хорошего уже не осталось! Хочется выть! Хочется смыть с себя всю грязь! Хочется вернуться назад и сделать хоть что-нибудь… Хоть что-нибудь, мать твою, а не просто гнить в одиночестве и верить, что так будет лучше! Но вернуться нельзя… – Шейн тяжело дышал, грудь высоко вздымалась. – Вот что важно. Важно не допустить того, чего уже нельзя будет исправить. А всё, о чём думаешь ты, о каких-то глупых чувствах, которые однажды превратятся в пепел…
