– Слушай, Миллер, я тоже не понял, а где твоя задница? Чем ты занималась эти две недели?
Занималась тем, что почти не ела.
– Вот и я говорю! – Николь обняла меня за плечи. – Совсем загоняли. Полудохлая селёдка. Пошли, тётушка Николь тебя накормит, а ты… – ткнула пальцем в Шейна, – ты мне не нравишься, характер у тебя – отстой! – Улыбнулась. – Но ты секси, это главное, так что тебя я тоже накормлю.
Гости все прибывали и прибывали. Переспросила у Николь трижды по поводу тихого семейного торжества, но та упорно заверяла, что так оно и есть и у неё просто много родственников.
Я бы сказала, очень… очень много родственников.
Задний двор большого двухэтажного дома бесподобен! Газон и кусты аккуратно подстрижены. Деревья украшены белыми лентами и золотистыми шарами. Ближе к дому расположился большой алтарь в виде арки из тесно сплетённых между собой хрупких веточек, украшенных маленькими цветочками. Выбеленные фигурные столбики вдоль белой дорожки. По бокам множество рядов из стульев с высокими спинками.
В дальней части двора воздвигнут огромный шатёр: маленькие сервированные столики с красивейшими золотистыми подсвечниками по центру, пульт для диджея, несколько длинных столов с фруктами, сладостями и шоколадным фонтаном. И цветы. Везде цветы. Множество белоснежных цветов украшали каждый уголок заднего двора дома Николь.
Папа-генерал оказался безумно милым! Я совершенно не так его себе представляла! Высокий, крупный, в строгом костюме, но улыбка настолько располагающая и открытая… Никогда бы не подумала, что этот человек способен командовать целыми войсками. И женихом Николь.
– Это он с тобой такой, – фыркнула Николь, глядя на отца. – Ему нравится твоя песня. Офигеть, скажи?
– Ага, – усмехнулась я.
– Другие его боятся. А где Шейн?
– Звонит кому-то.
Николь резко изменилась в лице:
– Ладно, мне пора платье надевать, пошли, поможешь, заодно и потрещим.
Платье было очень простым, но изысканным – то, что нужно для беременной девушки. Шифоновый низ с небольшим шлейфом, несмотря на круглый животик, придавал Николь хрупкости, кружевные верх и рукава очень выигрышно подчёркивали карамельный оттенок её смуглой кожи. Николь выглядела великолепно. Я чуть не расплакалась, правда.
– Вытри сопли, нюня, – улыбнулась та, разглядывая себя в зеркало. – Когда-нибудь и ты такое наденешь. – Зыркнула на меня: – Только сначала замуж выходи, потом беременей. По-другому неинтересно. Вечно жрать хочется. Писать постоянно носит. Вот как мне сейчас сходить в туалет в этом платье?
– А ты сразу не могла сходить?
– Я сходила!
Плавно тема перешла ко мне.
Я сидела на широкой кровати Николь и наблюдала за тем, как та подкрашивает и без того гигантские ресницы.
– Тейт, – сказала серьёзно, глядя на меня с помощью зеркала, – а теперь по существу. Что происходит?
– Не понимаю, о чём ты.
– Если будешь мне врать, я посажу тебя рядом с папой! – ткнула в меня тюбиком с тушью. – И скажу ему, что ты от него без ума.
Я невесело усмехнулась:
– Да, а ещё я буду петь до посинения.
– Это самой собой, – хмыкнула Николь и опустилась на кровать рядом со мной. – Ну, так что происходит? Ты с Калебом или как?
Посмотрела ей в глаза безо всякой уверенности:
– С Калебом. Но…
– Но любишь Шейна.
– Я не люблю Шейна!!!
Николь дико рассмеялась:
– А я не беременна! Просто разъелась!
– Я серьёзно, Николь, – зашипела я, взглядом умоляя говорить потише. Не хватало ещё для Бенсона такого потрясения.
Николь поджала пухлые губи и вперилась в меня твёрдым взглядом:
– Послушай меня, девочка, я не буду повторять это дважды. Однажды мне сказала это бабушка, а я потом сказала отцу, когда он узнал о беременности! Слушаешь?
– Да.
– Ну так слушай! – Наклонилась ближе. – Мир сам по себе – отстой! Но без любви он стал бы ещё отстойней!
– Бабушка так и сказала?
– Заткнись и слушай! Нет ничего важнее любви! Ничего!!! Ни деньги, ни слава, ни музыка, ничто из этого её тебе не заменит! Любовь – вот что делает нас живыми. Любовь – вот что нами управляет. Без любви мы никто – плоть, которая однажды сгниёт в земле и её сожрут черви. Истинная любовь так же чиста и прекрасна, как и душа. А когда любовь и душа взаимодействуют, нет в мире большей силы. – Николь помолчала, внушительно глядя мне в лицо, и внезапно смягчилась: – Просто слушай своё сердце, девочка. Позволь ему говорить. Не замыкайся в себе. Не будь ни с кем из-за жалости. Ты уже звезда, Тейт! Так сияй же! Сияй ещё ярче! Только… только не становись холодной и бесчувственной.
Я молчала, глядя в пол. В глазах жгло.
– Ты не знаешь, да? – горько усмехнулась Николь, мягко опустив свою ладонь на моё плечо. – Не знаешь, что к нему чувствуешь?
– Не знаю, – ответила, помедлив, и подняла на Николь глаза. – Страсть, наверное… Желание. Просто… вот так вот меня тянет к Шейну. На платоническом уровне.
– А к Калебу? Любишь его?
Дёрнула плечами, как маленькая напуганная девочка.
– Не знаю… Он мне нравится.
– Но это не любовь!
– Наверное, нет.
– Тогда почему ты с ним? Потому что он тебя любит?
Твёрдо посмотрела в глаза подруге:
– Потому что хочу, чтобы он был счастлив.
Николь громко фыркнула:
– Ну ты и дура! Путём самопожертвования?! И что, так всю жизнь мучиться будешь? Калеб не дурак и не законченная сволочь, он тоже чувствует это, Тейт. Твою неискренность! Думаешь, ему от этого легче живётся? Ты должна поговорить с ним! Если его чувства настоящие, он не станет держать тебя силой. Он отпустит.
– Я знаю, – горло болезненно сдавливало, – знаю. Он уже отпустил однажды.
– Правильно! Потому что он думает о тебе в первую очередь, а не о том, как хорошо должно быть ему.
– Знаю. Поэтому… поэтому и чувствую себя последним дерьмом.
Николь поднялась на ноги и упёрла руки в поясницу. Медленно выдохнула:
– А я говорила тебе: переспи с Шейном, когда была возможность, знаешь, как бы сейчас было проще? Поняла бы наконец, что у тебя к этому звездюле.
Я горько усмехнулась:
– Всё могло стать ещё сложнее.
– Почему? – рассмеялась Николь. – Потому что после ночи бурного секса вы бы разошлись по разным сторонам и ты бы до скончания веков чувствовала себя использованной? – Николь манерно помахала пальцем: – Нет, девочка. Всё было бы совсем наоборот. Это я за твои чувства переживаю, с чувствами Шейна мне всё понятно! Может быть, ты и слепа, подруга, но меня не обманешь. И со зрением у меня пока ещё всё хорошо! Ты даже не замечаешь, какими глазами Шейн на тебя смотрит!
