Смерть Леона Диогеновича расстроила планы Мономаха в отношении имперского престола, но военных действий не остановила. Дальнейшие события показывают, что после гибели зятя Владимир поставил целью выкроить на «русском» Дунае независимое от Византии княжество для своего внука «царевича» Василька336. По сообщению Повести временных лет, Владимир еще дважды посылал войска на нижний Дунай: сначала во главе с воеводой Иваном Войтишичем, который рассадил посадников в дунайских городах (очевидно, в тех самых, что «вдашася» Леону Диогеновичу), а затем под началом своего сына Вячеслава и воеводы Фомы Ратиборича. Похоже, в промежутке между этими походами Алексей Комнин сумел выбить русские гарнизоны из захваченных крепостей, так как рать Вячеслава снова осаждала Доростол, но, «не успевше ничто же, воротишася». Все эти события летопись помещает под тем же 1116 г., что и поход Леона Диогеновича, хотя война тянулась, по всей вероятности, до самой смерти Алексея Комнина (15 августа 1118 г.), а может быть, и дольше. Во всяком случае, вести мирные переговоры Владимиру пришлось уже в начале 20-х гг. XII В. с сыном императора Алексея Иоанном II. Они увенчались заключением в 1122 г. династического брака между Мономаховой внучкой, дочерью Мстислава Владимировича, и сыном императора Иоанна II – предположительно старшим, Алексеем337. Столь почетные условия мира показывают, что военные неудачи Мономаха на Дунае, о которых говорится в летописи, отнюдь не означали его полного и окончательного поражения, и русское влияние на нижнем Дунае было по-прежнему сильно.
Эти события нашли любопытное преломление в известиях ряда позднейших древнерусских источников о венчании Владимира Мономаха царским венцом. Так, появившееся на рубеже XV–XVI вв. «Сказание о князьях владимирских» повествует, что, севши в Киеве на великое княжение, Владимир пошел войной «на Фракию Царяграда область; и поплениша их области довольно и возвратишася». В это время в Царьграде царствовал благочестивый царь Константин Мономах, воевавший тогда с персами и латинами. Дабы умиротворить воинственного русского князя, он отрядил к нему митрополита Эфесского Неофита и других послов, дав им нательный «животворящий крест от самаго животворящаго древа, на нем же распятся владыка Христос», царский венец со своей головы, сердоликовую крабицу (чашу), «из нея же Август царь римский веселяшеся», затем бармы, которые носил на своих плечах, цепь из аравийского золота и многие другие ценные дары, предназначавшиеся Владимиру «на славу и честь и на венчание великаго и самодержавнаго царствия». Получив эти царственные подарки, Владимир венчался царским венцом Константина, «и с того времени, – говорится в сказании, – князь великий Владимер Всеволодович наречеся Манамах, царь великия Росия… Оттоле и до ныне тем царским венцем венчаются великие князи владимерстии, его же прислал греческий царь Констянтин Манамах, егда поставляются на великое княжение Российское».
Держава Мономаха. Реконструкция. Художник Ф. Солнцев. XIX в.
Грубые анахронизмы и несообразности «Сказания о князьях владимирских» и созвучных ему повестей338 не остались не замеченными следующими поколениями древнерусских книжников339, в результате чего в памятниках конца XVII в. (Густынской летописи и «Синопсисе») имя Константина Мономаха было заменено на имя современника Владимира, императора Алексея I Комнина. В «Синопсисе» появилась даже поддельная грамота Алексея Комнина к Владимиру, в которой говорится о тех же посылаемых на Русь императорских инсигниях (знаках царского достоинства), какие перечисляются в «Сказании о князьях владимирских». Эту хронологическую поправку принял и Татищев, объединивший историю о получении Владимиром царских инсигний с известием Повести временных лет о русско-византийской войне на Дунае. В его «Истории Российской» под 1119 г. читаем, что «Владимир, хотя отмстить греком смерть зятя своего Леона и удел его удержать оставшему младенцу, сыну его Василию, велел всем своим войскам готовиться, також звал всех прочих своих князей в помочь». Узнав о готовящемся походе, император Алексей340 пошел на мировую: направил к Владимиру послов все с теми же дарами (венец царский, хламида, пояс драгоценный, скипетр, сердоликовая чаша и пр.), «и нарекши его себе братом и царем, а при том просил о мире». По желанию Алексея, Владимир отдал свою внучку, «дочь Мстиславля», за сына императора – Иоанна. Ради такого случая Владимир уступил дунайские города своего внука «нареченному зятю», греки же за эти города дали деньги. «И была о сем Владимиру и всем людем радость великая»341.
Шапка Мономаха, или венец великих князей и царей русских. Художник Ф. Солнцев. XIX в.
Апокрифический характер сказаний XVI–XVII вв. о получении Владимиром Мономахом царских регалий342 был ясен уже ученым XIX в. Тем не менее такой тонкий знаток русско-византийских отношений, как В.Г. Васильевский, находил, что данные известия «никак нельзя отвергать без дальнейших рассуждений. В них что-то есть»343. Это «что-то», возможно, сохранило Проложное сказание о перенесении из Царьграда на Русь перста святого Иоанна Крестителя «от десныа его руки», «иже пренесен бысть в град великий Киев при князи Владимере Мономасе… и положен бысть в церкви Святаго Иоана на Сетомли, у Купшина монастыря». Данный памятник известен по списку XVI в., но целый ряд текстологических и иных особенностей позволяет считать его произведением второй четверти XII в., то есть полноценным источником. Сам факт получения Русской церковью перста Иоанна Предтечи исторически достоверен344. Важнее, однако, выяснить смысл, который имела эта церемония. Со слов новгородского паломника Добрыни Ядрейковича (впоследствии новгородского архиепископа Антония), посетившего Константинополь около 1200 г., известно, что десница святого Иоанна, некогда возложенная на главу самого Христа, играла выдающуюся роль во время обряда коронации императоров: «тою царя поставляють на царство». Это действо уподобляло коронационный обряд обряду крещения, а самого императора – Христу345. И поскольку, согласно церковной традиции, частица мощей обладает той же ценностью, что и вся реликвия целиком, то и перст святого Иоанна, перенесенный в Киев, по всей видимости, имел в глазах русских людей значение коронационной регалии.
Послы византийского императора Константина вручают великому князю Владимиру Всеволодовичу Мономаху крест и знаки монаршей власти. Роспись Грановитой палаты. XIX в.
Несмотря на некоторое хронологическое несоответствие (перенесение перста приурочено в Сказании к 6600 г. от Сотворения мира, то есть к 1092/93 г. от Рождества Христова, тогда как киевское княжение Владимира Мономаха датируется 1113–1125 гг.), есть все основания полагать, что перенесение из Константинополя на Русь частицы почитаемой христианской святыни находится в прямой связи с заключением в начале 20-х гг. XI в. русско-византийского мира. Очевидно, перст Иоанна Предтечи был перенесен в Киев одним из посольств, которые вели переговоры о мире между двумя государствами и бракосочетании царевича Алексея и русской княжны, или же новым киевским митрополитом Никитой346, прибывшим на Русь в 1122 г. Ввиду особого государственного и церковного значения десницы святого Иоанна, передачу частицы этой реликвии русскому князю можно рассматривать как официальный государственнорелигиозный акт347. Сопровождался ли он присвоением Владимиру и его сыну Мстиславу каких-нибудь высоких имперских титулов, вроде цесарского, доподлинно сказать нельзя; примеры Владимира I Святославича и Ярослава I Владимировича, во всяком случае, допускают такую возможность348. С гораздо большей уверенностью можно утверждать, что с этих пор в роду Мономаха появилась традиция использования перста святого Иоанна при великокняжеской интронизации, вследствие чего титул великого князя на Руси стал приравниваться к царскому349. Это видно как на примере Мстислава Владимировича, прямо именуемого царем в известной надписи на принадлежавшем ему Евангелии350, так и его потомков: сыновей Изяслава и Ростислава Мстиславичей и внука Рюрика Ростиславича, по отношению к которым летописцы употребляют слова «царствовать», «царский», «царство» (в смысле правление) и т. п.351 Подобная забота о титулатуре хорошо согласуется с отмеченным выше стремлением Мономаха закрепить великое княжение за своим потомством. Таким образом, не исключено, что память о перенесении перста Иоанна Крестителя на Русь в последние годы княжения Владимира Мономаха повлияла на складывание легенды о «Мономаховых дарах» в древнерусских памятниках XVI–XVII вв.
