Доброхотство киевлян к Юрию летописец объясняет тем, что они «убоявшеся» приближения Владимирка и постарались побыстрее впустить в город того князя, который, как они надеялись, не будет вести себя как завоеватель среди покоренных. Галицкий князь и в самом деле появился возле Киева уже на следующий день. Юрий встретился с ним за городом, в урочище под названием Олегова могила (на Щекавице). Вопреки ожиданиям киевлян Владимирко держался почтительным богомольцем, быть может послушав совета своего союзника. Он посетил все святые места в Киеве и Вышгороде и через несколько дней, подтвердив новыми обетами «велику любовь» с Юрием, уехал назад в Галич.
Юрий торжествовал победу, однако его второе княжение в Киеве продлилось еще меньше, чем первое. Не прошло и полугода, как он вновь очутился там, откуда пришел, – в Остерском Городце. События лета 1150 г. повторились для него с навязчивостью кошмарного сна.
После бегства из Киева Изяслав Мстиславич обосновался в Погорине – Волынской волости на берегах реки Горыни. Отсюда он обратился к Юрию с просьбой утвердить за ним всю Волынскую землю, но, не получив благоприятного ответа461, начал готовиться к войне. Одно время он подумывал о том, чтобы, как и в прошлый раз, ударить прежде на Пересопницу, и даже посылал туда послов, которые должны были под видом переговоров с сидевшим там князем Андреем Юрьевичем462 осмотреть состояние городских укреплений. Дипломатическая часть посольства вполне удалась: Андрей ходатайствовал перед отцом за Изяслава, хотя и безрезультатно; а вот разведывательные данные были неутешительны. Послы-лазутчики донесли Изяславу, что наскоком Пересопницу не взять, «зане бе утвержен [укреплен] город и дружину [Андрей] совокупил».
Тогда Изяслав изменил планы и решил в первую очередь обезвредить наиболее сильного союзника Юрия – галицкого князя Владимирка. Конечно же единоборство с таким могучим и опасным врагом было ему не по плечу, но он опять рассчитывал на помощь венгерского короля Гезы II, перед которым постарался выставить Владимирка главным своим обидчиком. «Яз же есмь Гюргя ис Киева выгнал, и Гюрги передо мною бегаеть, – несколько приукрашивая события, говорил Изяслав зятю устами своего посла, – и Володимер, пришед, свечався [договорился] со Олговичи и погнал мя ис Киева. Ныне же, брате, акоже ми еси сам вырекл [как прежде обещал], полези же на коне».
Геза немедленно велел трубить поход. Он лично возглавил большое войско, уведомив Изяслава: «Аз ти [я к тебе] есмь… отселе уже пошел, а ты поиди оттоле, скупяся весь. А ведал ся будеть Володимер, кого заем [узнает Владимирко, кого затронул]». Но у Владимирка были в Венгрии влиятельные связи, благодаря которым он вовремя узнал о нависшей над ним угрозе и сумел пресечь войну в самом начале, «умздив» (подкупив) нужных людей. Богатые подарки, посланные им венгерскому архиепископу, двум другим епископам и кое-кому из королевских вельмож, сделали свое дело. 26 октября («о Дмитрове дни») «умолвленный» советниками Геза развернул войско домой, пообещав, впрочем, вернуться, когда встанут реки.
Однако, уже будучи в Венгрии, король известил Изяслава, что в ближайшее время не сможет прибыть к нему собственной персоной по причине возобновившейся войны с Византией: «Царь на мя Грецкыи воставаеть ратью, и сее [этой] ми зимы и весны не лзе на конь к тобе всести». Тем не менее в обещанной помощи Геза не отказывал. «Твои щит и мои не розно еста, – успокаивал он русского князя. – Аче ми самому не лзе, а помочи, коли хочеши, 10 ли тысячь, болша ли, а то ти послю». И действительно, зимой 1150/51 г. отборное венгерское войско, состоявшее из 10 ООО «добрых людий», прибыло во Владимир-Волынский.
К тому времени Изяслав в корне поменял стратегический замысел. Теперь он уже больше не хотел воевать Владимирка, так как бояре Вячеслава, киевляне и берендеи дали ему знать, что ждут его прихода463. Получив эту добрую весть, Изяслав решил повторить свой бросок на Киев полугодовой давности. Правда, на этот раз смелое предприятие выглядело несравненно более опасным, ибо галицкий князь и Андрей Юрьевич могли ударить на него с тыла. Но Изяслав готов был поставить на кон все, в том числе и жизнь. Своей дружине, усомнившейся в успешном исходе дела, он сказал: «Вы есте по мне из Рускые земли вышли, своих сел и своих жизний лишився, а яз пакы своея дедины и отчины не могу перезрети [пренебречь, отказаться], но любо голову свою сложю, пакы ли отчину свою налезу и вашю всю жизнь [имущество, отобранное Юрием]». Под его планом действий с легким сердцем подписался бы Суворов: идти прямо к Киеву и бить первого, кто встанет на пути: галицкого князя с Андреем или самого Юрия.
Где-то в середине марта 1151 г. началась необычная гонка. Изяслав с дружиной и венграми во весь опор устремился на восток, а Владимирко и Андрей Юрьевич, соединившись у него в тылу, шли по пятам «с силою великою». Обходя встречавшиеся на пути крепости464, Изяслав добрался до верховьев реки Уж и здесь был настигнут передовыми частями преследователей – «стрельцами», конными лучниками. Затем подоспели и сами союзные князья с основными силами. Противники встали неблизко друг от друга, но так, что сторожа обеих ратей могли видеть огни в неприятельском стане. Большая часть пути до Киева была уже пройдена, Изяслав находился в каких-нибудь двух-трех переходах от желанной цели. Поэтому он попытался оторваться от погони при помощи классического приема. Вечером он приказал разложить в лагере большие костры и с наступлением ночи тихо снялся с места, держа путь на Белгород – последнюю крепость на западных подступах к Киеву. Хитрость вполне удалась: на следующий день Владимирко и Андрей обнаружили на месте вражеского войска только потухшие угли.
Оставив позади себя Тетерев, Изяслав собрал дружину и венгерских воевод на совет. Белгород был неприступной твердыней, и Мстиславич призвал союзников быть готовыми к двум вариантам развития событий: «Оже ны будеть лзе [если нам можно будет] на Белгород въехати, то Гюрги готов перед нами бегати [побежит от нас], а мы поедем в свои Киев… аже въедем в не [в него, в Киев], то аз веде, ти ся за мя биють [то знаю, киевляне будут за меня биться с Володимирком]. Пакы ны нелзе будеть поехати на Белгород, а в Черный клобукы [в Поросье] въедем; аже уже в Черный клобукы въедем и с ними ся скупим [объединимся], то надеемся на Бога, то не боимся Гюргя, ни Володимира». Венграм было все равно, куда идти: русская география была для них темным лесом, и они во всем положились на Изяслава: ему лучше знать, что делать. «Мы гости есме твои, – сказали они. – Оже добре надеешися на кияны, то ты сам ведаеши люди своя. А комони [кони] под нами…»
К Белгороду с передовым отрядом был отправлен брат Изяслава, Владимир Мстиславич. В его задачи входило либо взять город с налета, либо, если этого сделать не удастся, прикрыть движение остального войска в Поросье, на соединение с «черными клобуками».
Быстрота, с которой Изяслав достиг дядиных владений, сослужила ему добрую службу. Княживший в Белгороде Борис Юрьевич даже не подозревал, что его волость стала ареной военных действий. Когда отряд Владимира Мстиславича показался перед городскими воротами, он беспечно пировал в сенях со своей дружиной и «с попы белогородьскыми». Если бы не бдительность некоего «мытника» (сборщика податей), успевшего вовремя поднять мост через крепостной ров, то Борис так и попался бы в плен – с чашей в руках. Владимир, видя мост разведенным, велел готовиться к приступу. Его дружина вострубила в трубы, и эти воинственные звуки решили судьбу Белгорода, как некогда Иерихона. Вмиг протрезвевший Борис пустился наутек, а белгородцы валом повалили к воротам, спешно опустили мост и с поклоном пригласили Владимира въехать в город. Следом за ним в Белгород прибыл Изяслав с венграми и, не задерживаясь, с рассветом выступил дальше – на Киев.
