Благодарственный молебен Владимирской иконе Богородицы, взятой великим князем Андреем Боголюбским в поход на Волжскую Булгарию. Миниатюра из Радзивилловской летописи. XVI в.
С таким обвинением Леону не оставалось ничего другого, как ехать в Константинополь на суд императора и патриарха. На его беду, император Мануил I Комнин был сторонником льготной практики постов и, кроме того, мнил себя великим богословом. Своими указами он пытался регламентировать и реформировать самые разные вопросы церковной жизни. По словам византийского историка Никиты Хониата, Мануил «любил перетолковывать то, что правильно уяснено Отцами Церкви». Однажды, когда византийские епископы не согласились с его предложением внести какие-то изменения в чин оглашения, император «осыпал архиереев бранью и назвал их всесветными дураками». Вот перед таким-то государем Леон имел неосторожность забыться и в пылу спора чем-то его попрекнуть («молвящю на цесаря», по словам Лаврентьевской летописи), за что был жестоко избит и едва избежал немедленной смерти: «Удариша слугы цесаревы Леона за шью [по шее] и хотеша и [его] в реце утопити». Спасло его, по-видимому, вмешательство патриарха Луки Хризоверга.
Андрей еще на шаг приблизился к цели. Вместе с тем волнения в Ростове и Суздале показали ему, что волость находится на грани земского раскола. Андрею необходимо было вновь заявить о себе как о князе всей Ростово-Суздальской земли, а не одного только Владимира. И поскольку менять что-либо в своей политике он не собирался, то смягчить внутреннюю конфронтацию было решено путем войны с внешним врагом, который бы представлял угрозу общеземским интересам. По счастью, таковой как раз имелся по соседству.
Под 1164 г. Лаврентьевская летопись и ряд других, внелетописных источников сообщают о большом походе Андрея на волжских булгар, – по-видимому, в район Нижней Камы, где находится значительное число булгарских памятников XII в. Предприятие было хорошо подготовлено (помимо ростовосуздальских полков в нем приняла участие дружина муромского князя Юрия) и имело громкий успех. Русская рать наголову разгромила войско самого булгарского хана, «попали огнем» пять булгарских городов, «и положи землю ту пусту, а прочий городы осади [заставила] дань платити».
Невероятная, почти сказочная легкость, с которой далась победа над сильным врагом, изумила самих победителей. Особенно чудесным казалось то, что сражение с ханом обошлось малой кровью. Русские «иссекоша множество» булгар, а когда стали считать свои потери, то князь с радостью увидел «свою дружину всю сдраву» и стройные ряды «пешцев» (пеших ратников), не потерпевших почти никакого урона. Столь счастливый исход сражения был отнесен на счет помощи и заступничества двух икон – Всемилостивого Спаса и Богородицы Владимирской, взятых Андреем с собой в поход, а также Святого Креста, который несли перед войском два священника.
Андрей использовал эти настроения для того, чтобы по возвращении из Булгарин учредить два новых церковно-государственных праздника, которые должны были теснее сплотить всех его подданных. Первый из них был посвящен Всемилостивому Спасу, Пресвятой Богородице и Животворящему Кресту Господню и отмечался 1 августа – в день, когда была одержана достославная победа над булгарами. Второй – в честь Покрова Пресвятой Богородицы – был приурочен к 1 октября. Богословско-литургический смысл этих праздников раскрывал целый цикл появившихся тогда же литературных произведений – «Сказание о победе 1164 года над волжскими болгарами и праздник 1 августа», «Слово Андрея Боголюбского о празднике 1 августа»573 и «Слова на Покров». Все они были написаны если не самим Андреем, то при его живейшем участии574.
Карта древних оборонительных укреплений на территории Булгарин в XII–XIII вв.
Оба праздника отсутствовали в византийском (и, соответственно, киевском) церковном календаре, но явным и скрытым образом перекликались с византийскими государственно-церковными традициями и преданиями. Обрывая церковные связи с Киевом, Андрей хотел показать, что никоим образом не порывает с православием. Так, установление русского праздника 1 августа объяснялось тем, что Христос и Богоматерь зримо явили свое покровительство русским полкам в битве с булгарами, ибо от взятых в поход икон якобы воссияли «божественные лучи огнены». Поэтому молитва им – это «оружие на брани обоюду остро и огнь, опаляющий лица противных наших хотящих с нами брани». Спас и Богородица не дают своих верных в плен врагам, защищают их, со славою возносят их десницу. Но у русского праздника был и византийский аналог, на что прямо указывает «Сказание о победе над волжскими булгарами», – празднование иконы Богоматери Силуанской, также озарившей блеском огненных лучей войско Мануила I Комнина в победной битве с сарацинами 1 августа 1158 г. В тот же день отмечался еще более значимый праздник – Происхождение (изнесение) честных древ Животворящего Креста Господня, который существовал в Византии с IX в., а в XII–XIII вв. стал общим для всех Православных Церквей575. Наконец, в культ главного символа христианства, еще со времен судьбоносного сражения при Сакса-Рубре576, была включена военнополитическая тема «победного Креста», созвучная русскому празднику 1 августа. «Победоносный явися пресвятый Крест живодавца Христа… отгоняя варварское шатание…» – сказано в «Слове Андрея Боголюбского». Вероятно, тогда и зародилась русская иконописная традиция писать выносные двусторонние иконы Владимирской Богоматери и Спаса Нерукотворного с изображением на обороте Животворящего Креста или композиции «Никитирион» («Поклонение победному Кресту»), известной в византийской иконографии с VI в.
В основу праздника Покрова легло так называемое «Влахернское чудо» – легендарное событие в Константинополе, не имеющее точной датировки, но по косвенным признакам обыкновенно относимое ко времени правления императора Льва VI Мудрого (886–912). Предание гласит, что столице империи тогда угрожала опасность со стороны некоего вражеского войска, осадившего город. В один из дней осады (1 октября) по Константинополю разнеслась весть о чудесном видении, ниспосланном почитаемому горожанами юродивому Андрею, славянину по рождению, и его ученику Епифанию. Находясь во Влахернском храме577 во время всенощного бдения, они увидели Божью Матерь, стоявшую на «воздухе» (облаке) в окружении сонма святых и распростершую свой омофор над христианами. Ободренные этим знамением греки отогнали врагов от города.
Византийская церковь, не любившая канонизировать мирян, тем более если те не являлись греками, отнеслась к этой истории прохладно. Хотя Андрей Юродивый и удостоился прославления в качестве святого, имя его не было внесено в греческие мартирологи и календари, а «Влахернское чудо» не получило в Византии статуса официального праздника. В глазах Боголюбского – ревностного почитателя Богородичного культа – это выглядело непростительным упущением. В «Словах на Покров» от лица князя повествуется, как, перечитывая «Житие Андрея Юродивого», он встретил рассказ об этом чудесном видении подвижника и был поражен тем, что оно не вспоминается церковью как особый праздничный день: «Се убо егда слышах, помышлях: како страшное и милосердное видение бысть без празднества. Восхотех, да не без праздника останется святой Покров Твой, Преблагая». Омофор Богородицы в русском празднике Покрова стал знаменовать благодать Божию, распростертую над всеми христианами, что нашло отражение в молитвенном песнопении на Покровском богослужении: «Покрый ны, Госпоже, омофором милости твоея, Иисуса человеколюбца непрестанно молящи». Таким образом, идейное содержание праздника Покрова развивало мотив небесной защиты христианского воинства, заложенный в праздновании 1 августа.
