Для поддержки наших войск вызвали немецкие люфтваффе. С момента, когда к наступлению подключилась авиация, преимущество уже было на нашей стороне. Мы брали одну цель за другой. За время всей кампании я никогда больше не был свидетелем игры такого грозного оркестра. Русские понимали, что проиграли, и попытались вырваться, но каждый танк, кавалерист или пехотинец, решившийся выйти из кольца, попадал под бомбы.
Да, это была победа, но такая, что мне было трудно праздновать ее, так как все мы видели, что село Петровское исчезло в пламени. Русские войска, оборонявшие его, были истреблены. В селе проживало полторы тысячи жителей, и, скорее всего, немногие из них выжили.
По дороге в горящее село командир батальона отдал нашей роте приказ зачистить траншеи, что начинались к западу от Петровского и тянулись вдоль ряда деревьев на север примерно на два километра. Наша задача не была бы выполнена до тех пор, пока мы не зачистим местность от последнего вражеского солдата. Обер-лейтенант Шег собрал свой взвод и командиров отделений, чтобы оценить ситуацию. В 10 часов утра мы получили приказ и начали зачистку территории. Продвигаясь вдоль двухкилометровой линии окопов, я думал о том, что эта местность мне знакома. Той же дорогой мы отступали от Изюма всего несколько месяцев назад. Я сказал об этом своему командиру. Мы вышли к окопам на окраине поселка к 11 часам того же утра. Там нас встретил немецкий танк и его экипаж. Они захватили пленных и попросили нас о помощи. Я сказал командиру, что возьму на себя заботу о двух русских военнопленных. Тот кивнул в ответ, соглашаясь.
Я принял командование 1-м взводом, а командир – 2-м. Я заставил двух русских идти впереди себя с поднятыми руками, чтобы не упускать их из виду. За мной шагал мой взвод. Нас отделяла от командира и его взвода линия окопов, и я шагнул через нее. Мы осторожно продвигались через первую сотню метров окопов, когда обнаружили там первого спрятавшегося русского солдата. Он сразу же поднял руки и отбросил свое оружие. Я отправил его во взвод, который следовал за мной. По дороге вдоль окопа я обнаружил еще нескольких русских солдат. Они тоже сдались, не оказывая сопротивления.
Траншея была глубокой, изобиловала поворотами, загибами и темными углами. В конце концов я потерял контакт с моим командиром и взводом, что двигался впереди меня. Мои товарищи, что шли вдоль траншеи за мной, время от времени тоже пропадали из виду, пока я шел впереди с двумя своими пленными, переданными экипажем танка. В очередной раз свернув за угол, я обнаружил укрытие. Впереди, на расстоянии четырех метров, лежал русский боец. Он был ранен пулей в колено. Я обратился к нему на русском языке, стараясь произносить каждое слово ясно и громко: «Ты вооружен?» Он ответил отрицательно. Все еще не упуская из виду двух своих пленных, я подошел к нему и поднял его с земли. Я проверил наличие у него оружия и, ничего не обнаружив, отправил обратно в свой взвод. А потом я вдруг услышал свист, донесшийся из укрытия. Я подобрался поближе, внимательно прислушиваясь к звукам, которые могли бы вызвать тревогу. Это было укрытие, в которое вела выкопанная нора. Через темноту за входом я уловил небольшой проблеск света. Тогда я крикнул по-русски: «Сейчас же выходите!» Между досками, прикрывавшими нору, появились пальцы, которые отбросили доски. Наверх вылезли трое русских – старший лейтенант и два солдата. Они все еще были с оружием, но тут же положили его на землю и подняли руки. Я услышал, как они бормотали дрожащими голосами: «Пожалуйста, не стреляйте».
«Не бойтесь, – ответил я, – вам не причинят вреда, если вы будете вести себя правильно». Я опустил ствол своего пистолета-пулемета и направился к пленным, чтобы разоружить их. Но едва я успел сделать первый шаг, как мне пришлось заплатить за то, что утратил бдительность. Последовал одиночный выстрел. Пуля ударила меня в верхнюю часть правого бедра и прошла навылет через ягодицу. Нога сразу онемела. Со стоном как подкошенный я рухнул на землю, прямо в рыхлую грязь окопа. Но быстро поднялся и направил на русских свое оружие. Стиснув зубы, чтобы отогнать боль, я пристально уставился на них в ожидании каких-либо действий, что спровоцировали бы меня и позволили открыть по ним ответный огонь. Но все они смотрели с удивлением на лицах, будто не понимая, что случилось. Они также понимали и то, что теперь рискуют своими жизнями. Опустив взгляд, они, безоружные, смотрели на раненого врага с оружием, направленным на них.
Товарищи сзади услышали выстрел и мой крик. Они бросились через извилистую траншею в мою сторону. Когда они подбегали, я увидел, как один из русских попытался убежать. Четвертый русский, которого я не заметил сразу, был комиссаром, прятавшимся за старшим лейтенантом и двумя солдатами, которые выбирались из укрытия под моим наблюдением. Пока те трое стояли с поднятыми в знак того, что они сдаются, руками, этот четвертый взялся за свой револьвер и выстрелил в меня. Увидев, как он начал движение по траншее прочь от меня, я спокойно потянул спусковой крючок своего автомата. Комиссар упал на землю. В это время ко мне подтянулся мой взвод. Некоторые из моих солдат подбежали к упавшему комиссару и со злости выпустили в него еще несколько пуль.
Трех русских солдат обыскали и отвели к другим пленным, которых мы захватили. Мои товарищи помогли мне встать и повели вдоль оставшейся части траншеи, чтобы мы могли закончить выполнение задания. Один из них выбрался из траншеи и отправился к командиру с вестью о моем ранении. Вскоре оба взвода встретились в конце траншеи. На часах было около 12:30. Вызвали медиков, которые в первую очередь занялись нашим подразделением.
Один из докторов быстро осмотрел меня. Обернувшись к командиру роты, он доложил, что меня необходимо срочно доставить в село, так как, возможно, повреждена основная артерия. Командир принял командование всей ротой и отдал приказ идти назад. Выполняя его приказ, мы потянулись в сторону села. Всего мы захватили 68 пленных. Для доставки раненых выделили одну машину и пару лошадей с телегой. Меня везли на машине вместе с четырьмя ранеными русскими пленными. Мой взвод снова втянулся в траншею, чтобы, перед тем как вернуться в наш лагерь в центре села, еще раз прочесать ее.
На обратном пути в село наш транспорт был атакован с воздуха 6 русскими бипланами. Было ясно, что они наблюдали за всем происшедшим, и мы сразу же оказались под огнем. Один из раненых русских, лежавший рядом со мной, сумел добраться до задней части машины. Он смог открыть ее и на ходу выкатиться на землю. Некоторые из наших солдат остались в тылу, чтобы дать бой русским, все еще остававшимся в окрестностях, в то время как другая часть нашей роты и перевозивший меня грузовик сразу же отправились обратно, в центр Петровского.
Когда мы добрались до села, я поспешил к врачу, который сразу же занялся мной. Осмотрев меня, он убедился, что артерия не задета. Пуля прошла всего в двух сантиметрах от нее. Точно так же она прошла мимо лимфоузлов. Меня оставили в покое с сознанием, что все у меня будет в порядке. Доктор сделал мне укол против заражения крови. Он должен был поддержать меня, пока мне не будет оказано более квалифицированное лечение. Потом меня вернули в транспорт, который доставил меня к главному штабу наших войск, расположившемуся в центре села.
