– У нас дружественные отношения.
– Я не осуждаю, – пояснил я. – Как раз хорошо, что этот пистолет в руке Америки.
Глава 7
Она взглянула с недоверием, но я смотрел предельно искренне, и она ответила с неохотой:
– Вы переоцениваете возможности нашей страны как мирового жандарма. Демократический мир… это мир демократии. Мы договорились о базовых общечеловеческих ценностях, и полиция у нас не может творить произвол, как будто она где-то на улицах Москвы.
– Ну да, – согласился я, – это у нас полиция стреляет негров так просто, на всякий случай. А ваши базовые ценности не предусматривают простое выживание человеческого вида?
Она скривила губы.
– Если для этого придется поступиться хоть какими-то свободами, то… ответ очевиден.
– Хорошо бы, – ответил я, – если бы погибла только Америка… Нет-нет, я имею в виду, что сейчас любая проблема становится глобальной. Дурость Соединенных Штатов может привести к гибели всего рода человеческого, а это потеря больше, чем вся Америка. Хотя, конечно, для какого-то техасца насрать на весь мир, пусть летит в тартарары, лишь бы жил родной Техас!
– А если ему объяснить, – сказала она, – что при таких катастрофах не уцелеет и Техас?.. Впрочем, вы отвратительно правы, такое не объяснить. Дорожная полиция просто штрафует, а то и лишает прав на вождение. Но как, по-вашему, заставить прекратить бурение в Норвегии? Или Японии?
Я сказал со злорадной ноткой:
– Вы взяли на себя роль международного жандарма? Взяли. Вот и соответствуйте. Штрафуйте, отбирайте права…
– На бурение?
– Да на что угодно, – ответил я мирно. – Вы же давили нас санкциями? Хотя мы вам не угрожали. А вот Норвегия и Япония уже угрожают. Себя они уничтожат сразу, но это ладно, не жалко, но прищемят и нам пальчики, а это уже нехорошо.
Она посмотрела на меня в упор.
– Договаривайте, доктор.
– А что я не сказал?
– Что делать, если они, как у вас говорят в России, положат, а то и покладут на эти санкции, как сделали вы в ответ на наши?.. И все равно начнут бурение?
Я ответил тем же прямым взглядом.
– Генерал, мир вступил в новое состояние, а мы пытаемся рулить старыми методами. Вы пытаетесь. Если Норвегия своим бурением угрожает всему миру, то и весь мир должен ответить на угрозу. А прежде всего мировой жандарм, что обязан следить за порядком и обеспечивать свободу хотя бы жизни.
– Ну да, вот так просто!
Я сказал зло:
– Предложите другой вариант?.. А пока просто: не реагирует на увещевание… что ж, отберите права на бурение. Реквизируйте саму буровую установку. Установите наблюдение, чтобы никто и нигде такой вольности себе не позволял. Мир един, Норвегия не на другой планете!
Уже в суровом и почти враждебном молчании закончили с десертом, он даже мне показался горьким, когда приправой служит такой разговор.
Служащие за нами наблюдают, потому кофе принесли вовремя, горячий и сладкий, словно мое досье с описанием моих предпочтений у них уже на столе.
Кофе я освоил все-таки с удовольствием, генеральша сделала пару глотков травяного чая, что по цвету неотличим от воды, и взглядом подозвала официанта.
– Счет.
Он с поклоном протянул папку меню с вложенным счетом, а я сразу же вложил в нее бумажные доллары.
Генеральша посмотрела на меня исподлобья.
– Вы уже и сосчитали?
– Удивлены, что русские умеют считать? У нас еще и память хорошая.
Она подумала, сказала в неуверенности:
– Вообще-то ваше действо подпадает под семь уголовно наказуемых статей, начиная с харассмента и заканчивая отрицанием равноправия полов… вот только не знаю, распространяется ли это на иностранцев, командированных с официальным визитом?
– Полуофициальным, – уточнил я. – А это скользкая тема, даже американские юристы поломают о такие камни ноги.
Мы вышли в ночь, справа и слева страшное зарево близких городов, в Штатах электричество обходится дешево, не очень-то экономят, здесь практичное и предельно экономное протестантство, но несколько десятков миллионов русских переселенцев привнесли славянскую лихость и беспечность, что весьма заметно.
– Жаль, – сказала она с натуральным сожалением в голосе, – еще обо многом надо поговорить, но мы и так здесь засиделись. Наверное, договорим завтра.
– Да пустяки, – сказал я небрежно. – Можно на лавочке в парке посидеть и пообщаться в интересах взаимопонимания между странами. В кои-то веки такое еще случится. Вот разговариваем же! И еще не подрались.
Она посмотрела на небо, и тут же донеслись пока что далекие раскаты грома.
– Похоже, вот-вот дождь. На лавочке будет не очень, а мы без зонтов.
– Заедем ко мне, – предложил я. – Отель «Омега», это недалеко.
Она подумала, взглянула на меня оценивающе.
– Нет уж, воздержусь. На вас возложена очень уж важная миссия. Настолько важная, что я пока даже не могу оценить степень ее важности.
Я ощутил нечто недосказанное, поспешно уточнил:
– Я прибыл именно насчет контактов с вашими Центрами по противодействию глобальным катастрофам!
– И ничего больше?
Я ответил предельно искренне:
– Ничего больше.
Она пару мгновений всматривалась в мое лицо.
– Думаю, полиграф не сумел бы вас уличить… потому что вы говорите правду.
– Ну вот!
– Но это не вся правда, – добавила она тут же. – Я курирую финансовые потоки, что идут и на разведку, потому в курсе многих… моментов.
Я спросил настороженно:
– И в чем меня подозревают?
Она продолжала всматриваться в мое лицо, надеюсь, дышащее искренностью.
– Доктор, вы можете даже не догадываться, что на вас возложена иная миссия, а это ваше установление контактов с Фрэнком Вачмоугом, Крисом Реншоу и прочими гиками… всего лишь прикрытие.
Я вскрикнул оскорбленно:
– Почему гиками? Тогда и я гик!.. Наша цель – не допустить уничтожения человеческого вида!
– Вот-вот, – сказала она неумолимо, – вы так и должны думать. Человек вы искренний, а искренних разведка использует охотнее всего. Возможно, вы еще и честный? Хоть в какой-то мере?.. Тогда для них это вообще находка… Ладно, доктор, уже поздно. Завтра, возможно, выкроим время, чтобы поговорить еще. Хотя завтра во второй половине дня у меня в сенате слушания по перевороту в Нигерии…
Я сказал рассерженно:
– Нет уж, раздразнили, а теперь в кусты? Выкладывайте!
