Я сказал убито:
– А я, значит, дурак, который не отвечает за свои слова?
Она почти улыбнулась, таким странным на мгновение стало ее лицо.
– Обидно? Но вы как раз отвечаете за свои слова, а дипломат говорит обычно от лица страны. Разницу улавливаете?
– Тогда мне повезло, – сообщил я. – В этом я настоящий американец: ни за что не хочу отвечать!
Она нахмурилась, но промолчала, а лифт едва заметно вздрогнул, останавливаясь, двери раздвинулись, выпуская нас в широкий длинный коридор, ярко освещенный и просматриваемый видеокамерами целиком, а еще тут же на выходе из лифта мы попали под зоркий взгляд второго сканера.
Барбара заметила мою ухмылку, нахмурилась.
– Что не так?
– Хорошее оснащение, – сказал я с чувством. – Эти бы средства да на атаку, а не защиту…
Она быстро посмотрела по сторонам пустой лестничной площадки.
– Какое оснащение?
– Видеокамеры АМ-24, – ответил я, – и зачем-то сканер ЦЦ-98М еще и здесь… Думаете, если я заметил, то больше никто? Плохо вы знаете оснащенность террористов.
Она огрызнулась:
– Мы им не по зубам.
– Защищающиеся всегда проигрывают, – ответил я мирно. – Всегда.
У одной из дверей она остановилась, вперила сердитый взгляд в крохотный «глазок». Там слабо блымнула вспышка, мигнул оранжевый огонек и сменился зеленым, что значит, защитная система Барбару Баллантэйн признала и позволит ей войти.
Я вздохнул, а когда генеральша распахнула дверь и жестом велела войти, покорно вошел, даже не замечая милитаристской роскоши прихожей, где на стенах старинные ружья времен Гражданской, а также однозарядные кольты и первые револьверы с барабанами.
Прихожая на самом деле не прихожая, а холл, американцы особенно отличаются от жителей России размерами квартир, но такое впечатляло больше в советское время, хотя и сейчас наша беднота завидует, хотя американская беднота живет ничуть не богаче.
Но комнаты мне понравились, никакой старины и вообще дурной роскоши. Американцы наконец-то перестали подражать Европе и выработали свою культуру, что при всем уважении к европейской мне нравится больше. Деловая простота, умелый дизайн, нацеленный не на показуху и бахвальство своим вкусом, что цветет и отвратительно пахнет и в России, а на место, где удобно отдыхать и работать.
На противоположной от оружия стене – крупное цветное фото женщины, что напомнила мне какую-то из актрис, но сразу вспомнить не мог, а в инет не полез, сказал учтиво:
– Красивая женщина. И снято очень умело.
Она ответила буднично:
– Моя партнерша. Она лесбиянка со стажем, а я так… недавняя. Возможно, узаконим свои отношения.
– У вас Америка, – напомнил я, – это даже приветствуется!.. Говорят, таких быстрее продвигают по службе.
– Брехня, – обронила она равнодушно. – Вы не подумали, что вами манипулируют?
– Нет, – ответил я честно. – Хотя это несколько обидно, что дипломата слушают, а от меня могут и отмахнуться.
– Это реальность, – сообщила она, – в нашем информационном мире существует такое понятие, как вброс. Или утечка информации. В таких случаях услышанное можно принимать, можно не принимать, но у тех, кто занимается этим, в ушах застрянет. Они сделают какие-то выводы, доложат на ступеньку выше. Если информация того заслуживает, она пойдет все дальше, пока ее в распечатанном виде не положат на стол президента.
Я пробормотал:
– Думаю, эта уже попала…
Она кивнула.
– Не сомневайтесь. Туалет прямо по коридору, вторая дверь налево. Но с тем, что вы принесли в клюве, нельзя ни обвинить Россию, ни поблагодарить. Эта информация пришла как бы со стороны, понимаете?.. Но сами вы теперь активный игрок, хотите того или нет.
Я зашел в туалет, дверь закрывать не стал, чтобы не прерывать разговор, сказал оттуда, стараясь направлять струю наискось на стенку раковины, чтобы не заглушала мой голос:
– А то, что я в таких делах ни уха ни рыла, засчитают?
С стороны кухни донеслось звяканье посуды, я стряхнул, застегнул молнию и, не помыв руки, я ж в Америке, вышел на кухню, где генеральша опускает на поверхность индукционной плиты небольшой, но раздутый чайник.
– Всегда на ночь пью ромашковый чай, – сообщила она. – Работа изматывающая, а без него не засну… Вообще-то вы свою работу уже выполнили, однако интерес к вам мы проявляем не случайно.
– Почему?
Она взглядом указала на стул.
– Сядьте. Я привыкла, что мужчины обычно ниже меня, а вы прямо вровень, это задевает мое эго. Несмотря на то что вы не разведчик, это многие уже поняли, вам все-таки доверили совершить такой вброс или утечку, называйте как хотите. Это значит, вы котируетесь у них высоко, хотя и не по линии разведки.
– Высоко, – подтвердил я. – Всем твержу, что я представляю российский Центр по борьбе с глобальными катастрофами! На мой взгляд, это куда круче и выше, чем какая-то, уж простите, всего лишь разведка.
Какое к черту укачивание, здесь не зыбь и даже не жестокий шторм, секс с нею напоминает драку, в которой оба стараемся победить, повергнуть противника и поплясать на его поверженном теле.
Она сражалась отчаянно, вкладывая все силы, прислушиваясь к каждому своему позыву и собирая все ресурсы, но мой организм бодр и отзывчив, как Швейк на необитаемом острове, так что в конце концов она рухнула в постели навзничь и, раскинув в бессилии руки, отсапывалась тяжело и надсадно.
Я проговорил хриплым голосом:
– Уф… если уж выжил сейчас… то выживу всюду…
Она ответила с большим трудом:
– У меня… даже бои в спецназе… шли как-то легче…
– ЦРУ? – спросил я.
– Армейский, – ответила она. – Говорю же, оттуда пошла на повышение. Но ты силен… Но все равно не сможешь… не заставишь… отказаться от моей ориентации…
– И не думал, – буркнул я тоже срывающимся голосом.
– Хотя, – сказала она тем же задыхающимся голосом, – пару раз возникала мысль… Ты этого хотел?
Я фыркнул.
– Да какая разница?.. Секс в любом случае – это так мало. Меньше крошек со стола. Потому для меня в самом деле не важно.
Она отдышалась, спросила чуть другим голосом:
– Правда? А в вашем Советском Союзе…
– Теперь одна Россия, – напомнил я, – а не толерантный, раздираемый противоречиями и мультикультурный Советский Союз. А с Россией еще наплачетесь.
– То есть, – сказала она голосом чуть строже, – и у вас будут преследовать людей с нетрадиционной ориентацией?
– А их преследуют? – спросил я, уже возвращаясь в привычный наш драчливый мир. – На самом деле на них всем насрать. Просто не обращают внимания.
